Это вторая картина выпускника Высших режиссерских курсов Костаса Марсаана. Дебютировал он детективом "Мой убийца", призером фестивалей "Дух огня" и "Дубль дв@". Его новая работа основана на пантеистическом ощущении мира, существующем на земле Саха в гипертрофированных формах некоего абсолюта. Мистика разлита повсюду; в каждом дереве, сучке, камне, травинке, в зыбком пламени костра обитает Иччи, Хозяин - возможно, дух, возможно, божество. Его нельзя увидеть или осязать, оно бестелесно. Но можно ощутить его присутствие - Иччи идеально приспособлен для нагнетания ужаса - для жанра хоррора.
Вероятно, я сейчас нещадно упрощаю сложную систему верований древнего народа, создавшего фольклор очень самобытный, полный мистики, по-своему трактующий понятие времени и тяготеющий скорее к загадочному Востоку, чем к европейским стандартам. Но это мудрое ощущение одушевленной природы нужно иметь в виду, приступая к просмотру таких фильмов, как "Его дочь" или теперь "Иччи".
Даже в разреженных пространствах Якутии место обитания героев картины выглядит жутковато: деревянный дом обступили бескрайние леса, до ближайшего поселения ехать и ехать. "Эти места даже шаманы стороной обходят", - объяснит одна из героинь. Живут в доме вполне современные люди без предрассудков, но они знают, что когда-то здесь произошла большая беда - возможно, преступление. И древнее проклятье тянет щупальца в сегодня, призраки страшного прошлого по-прежнему живут здесь, их присутствие незримыми клубами окружает дом.
По идее, такой фильм требует сюжетной определенности, чтобы интрига могла развиваться. Но режиссера, судя по всему, эти Иччи интересуют как предмет не столько повествования, сколько переживания. Сценарий, написанный четырьмя авторами, служит скорее канвой для режиссерской импровизации, чем внятным нарративом, который можно пересказать. Диалоги на смеси якутского и русского языков минимальны и обозначают ситуации, но не характеры. Развитие действия не всегда внятно, кадр затемнен. Действующие лица: старик-отец интеллигентного вида, рассудительная мать, два сына и жена старшего, приехавшая из России и еще не привыкшая к местным обычаям. В разговорах за столом чувствуется напряжение, поначалу оно объясняется бытовыми причинами: над одним из братьев висит долг, нужны деньги, строятся планы. Но все не так просто.
Мать рассказывает девушке древнюю легенду. Все слегка напоминает оперное либретто - условное, наивное, но полное мрачных обертонов и зловещих предчувствий. По законам, близким опере, течет и фильм: в нем ведущая партия принадлежит не изображению, а воображению и звуку. О виртуозности саундтрека Андрея Гурьянова и работе Сергея Иванова из студии "Тонваген" можно писать отдельно. Это не музыка в привычном понимании. Это нарастание утробных звучаний, сверлящих, пронзительных свистов, вырастающих откуда-то из ультразвукового диапазона и разрастающихся до низких вибраций, оглушающих не громкостью, а интенсивностью.
Современная киновидеотехника позволяет заполнить этими космическими голосами все пространство, и действительно начинаешь физически ощущать искомое Присутствие чего-то неясного, но грозного. Не берусь пересказывать то, что произошло в дальнейшем с персонажами не из-за боязни спойлеров, а из-за невозможности это сделать - я не знаю, что с ними произошло. Это было некое взаимодействие, похожее на схватку с Невидимкой из одноименного фильма.
Возможно, кого-то озадачит эта сюжетная невнятица, эта возня в темноте, эти выхваченные из мрака черепа, тягучие фиоритуры якутского инструмента кырыымпа, разреженные до хрипа громогласные низы электроники, цепь явлений, не получающих материального объяснения и развязки. Иной раз фильм кажется формальным этюдом на заданную режиссером себе тему. Такой этюд не рассчитан на передачу какой-то информации, он передает ощущения, выстраивает из них свои гаммы и ансамбли.
С другой стороны, здесь нельзя испытать разочарование, какое сопутствует рутинным ужастикам, - когда источник жути в итоге предстает разоблачением совсем нестрашного компьютерного фокуса. Источник бесплотен, эфемерен, он дает простор воображению зрителей, как веками давал пищу народной фантазии.
Поверхностное знакомство с особенностями якутского фольклора, к которому мы только начинаем прикасаться, не позволяет сверять картину с привычными реалиями - так бывает трудно судить о качестве игры актеров иной актерской школы - тайской или вьетнамской. Мы смотрим эту картину словно в состоянии невесомости, плохо различая верх и низ, свободно кувыркаясь и отдаваясь непривычным чувствам. В этом ее сила и своеобразие.
"Иччи" успешно прошел на фестивалях фантастики в испанском Ситжесе, на австрийском SLASH и Fantasia в Монреале. 27 мая он выходит на экраны России.