Документальное повествование о революционном движении 60-80-х годов XIX века, которое опиралось на многолетние исследования ряда историков послесталинского периода и стало при этом новым прочтением народничества и его драматической судьбы, Михаил Гефтер создал в конце 70-х годов прошлого века.
Книга создавалась для издания за рубежом, уже после ухода автора из "официальной науки", и потому была свободна от цензурных ограничений тех лет. Во время обыска в конце 70-х годов XX века рукопись была изъята, и некоторые авторские тексты (которые сам автор называл "вводками" и "мостиками"), предваряющие отдельные главы "Антологии", были утрачены. Разыскать их так и не удалось. И несмотря на это, как отмечалось на презентации, сборник представляет выработанное Гефтером авторское "новое прочтение" важного и во многом ключевого этапа революционного движения в России, идей и методов борьбы второй половины XIX века.
К Антологии прилагаются короткие заметки Михаила Гефтера о замысле и содержании сборника, записи из блокнотов, а также именной развернутый указатель под редакцией В. Твардовской.
Послесловие к Антологии под названием "Человек и власть. Урок? Предостережение?" написал главный редактор журнала "Звезда" Яков Аркадьевич Гордин. А собственно Антология состоит из девяти глав (Пролог, Самоутверждение, Завязка, Перелом, Рождение "Народной воли" (Самоопределение), Либо-либо, Накануне, Цареубийство, Триумф и Гибель) и Эпилога, роль которого автор отвел завещанию одного из лидеров Исполнительного комитета "Народной воли" Александра Михайлова.
Соответственно замыслу и плану автор привлекал документальный материал: революционные программы и публицистику, позволяющую в совокупности показать генезис "Народной воли" и ее эволюцию; показания и судебные речи революционеров; письма, автобиографии и мемуары; документы правящего лагеря, а также либерального и консервативного течений общественной мысли, воссоздающие в целом политический контекст движения.
Представляя "Антологию народничества", сын автора Валентин Гефтер напомнил сверхзадачу, которую сформулировал для себя автор, приступая к работе над Антологией: "Увидеть сугубо непростую родословную народнического террора и изначально скрытый в ней тупик движения в целом". В помощь читателям, пытающимся понять авторский замысел, Валентин Михайлович сформулировал ряд моментов, на которых, по его выражению, всегда "застревал" при обсуждении "проклятых вопросов" нашей истории.
Это, например, утопизм и нетерпение радикалов в достижении всенародного счастья путем свержения деспотии, состоящий в их убежденности, что именно они представляют тех, кому предстоит обрести права и свободы, и находятся "во главе" исторического процесса, траектория которого им заведомо известна. Или, к примеру, искренняя вера в том, что для ускорения естественного развития востребованы радикальные меры, в том числе не исключающие насилие по отношению к тем, кто является препятствием на эволюционном движении к праведной цели.
Автор послесловия Яков Гордин назвал "Антологию народничества" величественной картиной благородных намерений и трагических заблуждений, явленных в живых и ярких человеческих судьбах и демонстрирующая жестокую плоть истории. Картиной, которая заставляет задуматься.
В Антологии, считает Гордин, явно прослеживаются автобиографические черты Гефтера, которые органично актуализируют издание.
- Это утверждение не покажется излишне парадоксальным, если вспомнить "особость" судьбы Михаил Яковлевича - движение позиции от лояльного историка-марксиста к научному - и не только - диссидентству. От мирного просветительства к политической активности. Ну, а чтобы взяться за подобную циклопическую задачу при полной уверенности в возможности публикации и в ожидании вероятных обысков, нужно было остро ощущать свою ответственность и перед прошлым - людьми прошлого, и перед настоящим, и перед будущим, - пояснил Гордин.
Говоря о принципиальной разнице между народовольческим террором и свирепой активностью европейских "левых" в 70-х годах XIX века, которая, возможно, и подвигла Гефтера заняться подготовкой Антологии, Гордин обратил внимание на то, что Гефтер прекрасно эту разницу понимал.
- К услугам европейских радикалов был весь спектр возможностей легальной политической борьбы, в то время как в России рассматриваемого периода не было ничего подобного… Кроме того, европейских радикалов сущностно отличал от бескорыстных подвижников "Народной воли" и принципиальный аморализм. И если гибель солдат караула при взрыве в Зимнем дворце 5 января 1880 года стала предметом горькой рефлексии народовольцев, то нет оснований подозревать в чем-либо подобном авторов, например, Болонской трагедии - взрыва вокзала, когда погибло 85 и ранено было более 200 человек, ни к какой политике отношения не имевших, - уточнил Гордин, добавив, что принципиальное достоинство Антологии еще и в том, что осваивая этот мощнейший документальный комплекс, двигаясь сквозь события и судьбы, мы начинаем осознавать опасную внутреннюю противоречивость этого пласта русского освободительного движения.