Это был блистательный журналист. С ярко выраженным общественным темпераментом. Великолепный организатор. Тонкий стилист, который хорошо чувствовал слово.
Есть такой афоризм: "Хорошо пишет не тот, кто хорошо пишет, а тот, кто хорошо думает". А хорошо думает талантливый, образованный. Рождается и взрастает талант - в семье.
Отец его, Евгений Александрович, был матросом миноносца "Ретивый", экипаж которого участвовал в Февральской революции. А в апреле 1918-го по предложению мастера лесозавода Салтыкова Мезенский "общеуездный съезд представителей всего населения" принял резолюцию: "Власть Советскую как власть народную, а не одной политической партии признать". Съезд избрал исполком будущих Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов во главе с Е.А. Салтыковым. То есть он стал первым главой исполнительной власти на Мезени. Но через некоторое время ему пришлось уехать в Архангельск. Он работал здесь механиком паросиловых установок. От большевистской партии держался в стороне. Как затем и сын.
Мать Евгения Салтыкова, Лидия Владимировна, урождённая Витман (из Немецкой слободы), была домашней хозяйкой, отдавала себя воспитанию и образованию сына.
Студентом Архангельского пединститута Евгений Салтыков увидел свою подпись в литературно-художественном альманахе "Север" (1952 год, №13) - здесь на двух десятках страниц вышли "Заметки о театре", написанные им в соавторстве с Александром Михайловым, сокурсником, другом, будущим профессором Литературного института. А читатели "Правды Севера" узнали Салтыкова как автора газеты еще в конце сороковых годов.
По окончании с отличием альма-матер Салтыков работал учителем русского языка и литературы в Ерцевской средней школе (Коношский район). В 1954-1956 годах служил в армии. К учительскому делу не вернулся, но учителем наверняка был хорошим, аргумент на этот счёт - работа созданного им впоследствии при редакции "Правды Севера" клуба "Веселый ветер" для "трудных" подростков. Он организовал для них пешие и водные походы по родному краю; например, на теплоходе "Олекма" по маршруту Архангельск - Котлас и обратно. За публикации о работе клуба был награжден в 1965 году областной журналистской премией имени Аркадия Гайдара; в советские годы она ценилась среди журналистов Севера как знак отличия, наряду с орденами и медалями. В 1987 году будет у Е.Е. Салтыкова и государственная награда - медаль "За трудовую доблесть".
Во время горбачевской перестройки армию поносили, высший военачальник сказал в большой газете: "Армия - срез общества, какое общество, такая и армия". Салтыков не согласился: "Армия в лучших своих проявлениях не копирует общество. Может, она обязана быть выше "гражданки" не только в порядках, но и в заботе о своих сыновьях, которые на два-три года поставлены в жесткие, справедливые, но экстремальные условия формирования личности".
По возвращении в Архангельск Салтыков стал литературным сотрудником "Северного комсомольца". Год учился на отделении журналистики Центральной комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ. В разное время заведовал в газете отделами учащейся молодежи, комсомольской жизни, физкультуры и спорта. Руководил литературным кружком при редакции. В 1959-м в числе первых в Архангельской области принят в Союз журналистов СССР.
В 1959 году произошла история, которую на всю жизнь хорошо запомнил будущий глава Союза журналистов России Всеволод Богданов, а в ту пору - воспитанник северодвинской школы-интерната.
Воспитательница ударила третьеклассника. За него заступались девятиклассники. Не помогло. Тогда парни во главе с Богдановым объявили голодовку - и голодали несколько дней. Богданова сняли с должностей старшего пионервожатого и школьного президента. Об этом узнал Салтыков и написал большой очерк под названием "Человек стоит на своем". Состоялось заседание бюро обкома комсомола. И ситуация вокруг Богданова изменилась…
В декабре 1960-го на первую полосу новогоднего номера Салтыков предложил "Стихи о бессоннице" Юрия Лощица:
…За каждый час, впустую прожитый
Потомки строго спросят с нас…
Ну что ж, что мы не досыпали:
Такой, видать, бессонный век.
Пусть удивляем мы кого-то,
Ну что ж - у нас закон такой,
Что надо на земле работать,
А отсыпаться - под землёй.
Стихи хорошие, их напечатали. Но потом они были прочитаны с комментариями по "вражьим голосам" - "Голосу Америки", Би-Би-Си - и обком КПСС с вопросом: "Вы что, на "Голос Америки" работаете?" - разжаловал редактора Юрия Мишарина в ответственные секретари, а Евгения Салтыкова - в "рядовые" журналисты.
В 1963 году Салтыков стал корреспондентом отдела информации "Правды Севера", а через год - его заведующим. Он умел делать из даты, факта событие, явление. Проблемы решал, забывая о семье… Он и сам стал явлением. "Евгений Евгеньевич писал в газету прежде всего о том, что делало Архангельск лучше, благороднее, интеллигентнее, современнее", - точно отметил ветеран журналистики Альберт Иванович Новосёлов.
С работой Евгения Евгеньевича навсегда соединилось слово "первый" - это от жадного любопытства к жизни и неустанного творческого поиска.
Салтыков первым рассказал об открытии моста через Северную Двину; первым - о чтении сказок Степана Писахова знаменитым артистом Игорем Ильинским. По инициативе Салтыкова был организован в Архангельске автобусный маршрут "Ниточка" для ребятишек детских садов; пункт проката детских машин "Карапуз"; раньше других коллег поглядел он на Архангельск с небоскреба. По его предложению крупнейший в мире барк "Седов" пришел в Архангельск на празднование 400-летия города.
Он придумал символ международного турнира по хоккею с мячом в Архангельске - медведя Умку. Читатели с нетерпением ожидали репортажей Салтыкова с матчей "Водника". Он смотрел все игры любимой команды. Даже когда лежал в больнице из-за позвоночника, почти полностью загипсованный; договорился, что на "скорой помощи" его привезут на стадион на открытие чемпионата, поднимут носилки под некоторым углом, откроют машину - и он все увидит. И увидел, и репортаж написал. В палате ему телефон поставили, чтобы он продолжал работать как репортер…
К чемпионатам страны он, летописец "Водника", писал брошюрки-программки, где среди прочего содержались интервью с известнейшими спортсменами, артистами, литераторами, поклонниками русского хоккея: то с Всеволодом Бобровым и Андреем Старостиным, то с Николаем Озеровым, Игорем Ильинским или Константином Ваншенкиным и другими.
Именно Салтыков освещал в 1967-м в "Правде Севера" знаменитый поход карбаса "Щелья" в "златокипящую" Мангазею, в "заполярный Багдад". Путешествие двух мореходов - Дмитрия Буторина и Михаила Скороходова - получило всесоюзный резонанс. Затем с экипажем "Щельи" встретился в своем кабинете Министр морского флота СССР. Спецкор "Правды Севера" Салтыков там был, подробно и живо описал эту встречу.
К слову, первое испытание водой отремонтированная старая посудина не выдержала: рассохлась и чуть не утонула. Подняли ее на слип яхт-клуба (сооружение в виде наклонной плоскости для подъема и спуска судна) курсанты мореходки, которых привел Салтыков. Он же, после того, как карбас проконопатили заново, славянской вязью вывел на борту "Щельи" ее название.
Салтыков добивался сохранения облика деревянного города, реставрации его оригинальных домов. И небезуспешно. Темы Великой Отечественной войны и "афганской" были для Евгения Евгеньевича особенно важными. Для них придумал рубрики: "Землянка" и "Поверка".
При Горбачеве именно Евгений Евгеньевич замечательным очерком "Уха для Хрущева" снял запрет на упоминание в газете имени лидера СССР - рассказал о приезде его в Архангельск и Северодвинск в 1962 году. Тот визит, как известно, имел огромное значение для развития наших городов.
При Горбачеве же Евгений Евгеньевич рассказал о том, что в 1963 году "Правда Севера" могла первой опубликовать прекрасные северные стихотворения Евгения Евтушенко, в том числе "Белые ночи в Архангельске" (кто, как не наш журналист договорился об этом с поэтом), но публикация тогда не состоялась: тучи хрущевской опалы над Евтушенко и до Архангельска добрались. Напечатаны стихи в газете через 30 лет в рубрике "Архангельская антология".
Белые ночи - сплошное "быть может".
Светится что-то и странно тревожит -
может быть, солнце, может, луна.
Может быть, с грустью, может, с весельем,
Может, Архангельском, может Марселем
бродят новёхонькие штурмана.
Правление областного отделения Союза писателей никак не может подготовить антологию произведений о Севере, но она есть в газетном варианте благодаря Салтыкову.
Песня о Северной Двине на стихи Константина Ваншенкина и Яна Френкеля ("От Котласа к Архангельску По правильному адресу…"); появление в кирхе органа; возрождение Маргаритинской ярмарки - и тут не обошлось без Евгения Евгеньевича.
В 1992 году Евгений Салтыков первым взял интервью у рассекреченного академика Николая Лаверова. И хотя Николай Павлович был очень занят, Евгений Евгеньевич сумел взять у него и автограф для читателей "Правды Севера" в связи с созданием Ломоносовского фонда.
Литературный критик и литературовед Александр Алексеевич Михайлов в очерке о друге ("Правда Севера", 18 марта 1995 года) сказал, в частности, следующее: "Салтыкова побаивались высокие областные чиновники. Побаивались его прямоты и настырности. Если ему удавалось у кого-то из них вырвать некое обещание что-то сделать для города - а он умел выбивать такие обещания, - то этот кто-то лишался спокойной жизни именно на тот срок, который требовался для исполнения обещания".
Но и Салтыкову с его пробивными качествами не все удалось… Как он хотел видеть диораму боя ледокольного парохода "Сибиряков" (Александра Матросова советского флота), с фашистским линкором "Адмирал Шеер". Как мечтал о скульптуре женщины в полный рост на Красной пристани, ожидающей с моря близкого человека. "Моряки уходили в далекие, суровые, подчас неведомые рейсы.
Одни возвращались, другие гибли в океанской пучине, а женщина ждала. Может ли быть возвышеннее и трагичнее, чем этот символ верности и надежды, памятник всем, кто участвовал в северных конвоях и одиночных плаваниях в жестокую военную годину?" - задавался вопросом Евгений Евгеньевич.
Он был профессионалом высочайшего класса. Во всех аспектах работы. Из воспоминаний Александра Емельяненкова, бывшего заместителя ответственного секретаря "Правды Севера", впоследствии редактора "Северного комсомольца", затем - журналиста "Российской газеты": "Мне нравилось макетировать полосу, когда на ней шел материал Евгения Евгеньевича. Он тонко чувствовал то, что называется "подать товар". Для порядка всегда считал полезным попрепираться по поводу объема:
- Не скупись, не скупись, добавь еще колонку. А два куска пометь нонпарелью - в тексте указано. Но снимок не трогай…
Наутро, когда из наборного цеха приносили первые оттиски и в его материале не оказывалось "хвоста", Салтыков удовлетворенно хмыкал:
- Ну, вот - что я говорил? Надо только захотеть… - И лез в карман, чтобы одарить мои старания очередной барбариской".
А как он работал с авторами! Скрупулёзно, тщательно, порой чересчур долго и въедливо, но ему благодарны за науку, за школу многие, в том числе вузовская профессура - Владимир Булатов, Владислав Голдин и другие. "Ты, миленький, хороший очерк написал, но заголовок твой никуда не годится. Заголовок - это ворота в тему. Давай думать…"
Его мнение ценил академик Дмитрий Сергеевич Лихачев - можно представить? "Дорогой Евгений Евгеньевич! Я не очень доволен тем, что получилось, - прочитал Салтыков. - Но все-таки взгляните. Люблю Архангельск искренне. Ваш Д. Лихачев. 11.III.84".
Он раздавал авторам идеи - статьи, книги. "Судьба адмирала Кузнецова - ваша тема", - сказал Евгений Салтыков ректору пединститута Владимиру Булатову. Владимир Николаевич напишет книгу, которая выйдет в знаменитой серии "ЖЗЛ".
На пассажирском речном теплоходе "Адмирал Кузнецов" не было библиотеки - Салтыков развернул кипучую деятельность по ее созданию, и не зря старался.
Уникальной акцией "Правды Севера" стал в апреле-мае 1991 года посвященный Дню славянской письменности и культуры читательский конкурс "Северное слово". Организовал его, конечно же, Салтыков. Он привлек к конкурсу писателей (председателем жюри был Евгений Богданов), Общество книголюбов, родной пединститут. Кое-кто в редакции скептически смотрел на затею Салтыкова - до этого ли конкурса в смутное время, откликнутся ли читатели. Откликнулись, да ещё как. На вопросы двух туров пришло 1100 писем, а отвечали целыми семьями.
Помощником Евгения Салтыкова стал Альберт Новосёлов: "Он приносил из дома словари и пособия, мы часами корпели над источниками и в рабочем кабинете, и у него дома. Он придумывал тексты к словам, объяснял художнику редакции, как сделать рисунки поизящнее - спуску нам не давал. Кроссворд родился, и было в нем аж 73 слова, - рассказывает Альберт Иванович. - Кабинет Салтыкова был завален письмами. Каждое он прочитал, разложил по папкам, цитировал на редакционных летучках. Написал в газете восторженные обзоры… Дружить с ним было радостью. Радостью совместного творчества".
Интерес к конкурсу был необычайный. Библиотеки испытывали небывалый наплыв посетителей, которые становились в очередь за словарями, книгами северных писателей. Победители получили нешуточные призы, каждому участнику конкурса вручена грамота со словами "Сия грамота дарована за усердие в соревновательстве на знание и разумение северного слова".
"Нет, не умрет наше северное баское слово, - прочитал Салтыков в одном из писем…
На вопрос коллеги о том, как родилась идея конкурса, Евгений Евгеньевич ответил так: "Давненько обдумывал мысль. Ясно же, что необходимо расказенивать наш письменный и разговорный язык. Живое слово нужно нам и на завалинке, и в студенческой аудитории, и на трибунах российского и областного парламента, в общении, в спорах, в деловом обороте. Наконец-то, кажется, мы догадываемся, что главное - это человек с его словом, которое готово выручить нас в беде, в уразумении происходящего, в злую пору, когда в ругани можно запросто сорвать голос".
В том, что мы, кажется, не сорвали голос, заслуга и таких людей, как Евгений Салтыков.
В 1993 он был назначен обозревателем по историко-социальным вопросам. Только в этот последний год жизни и отошел от напряженной работы. Но был полон замыслов и щедро делился ими с друзьями. Ему принадлежит идея книги о Новой Земле, проблемы которой тогда волновали всех, - и документально-публицистическая книга "Terra incognita Арктики", авторами которой стали архангельские журналист и краевед, норвежский и архангельский историки, вышла в 1996 году. К сожалению, он не увидел ее. Как не дождался Маргаритинской ярмарки, возрождения которой добивался.
"Где диорама, которая бы показала бой ледокольного парохода "Сибиряков" с фашистским крейсером "Адмирал Шеер"? - восклицал он. - "Сибиряков" - символ духа, стойкости, чести. Сделать бы эту диораму, в память о северных моряках!"