Как родилась идея столь необычного театрального марафона, посвященного исключительно Чехову?
Кристиан Бенедетти: Решение организовать такой, скажем, интегральный праздник объясняется очень просто: с юношеских лет я восхищаюсь всем, что вышло из-под пера великого русского драматурга и писателя. Для меня Чехов - создатель лучшего в мире, на мой взгляд, абсолютного театра. Мне всегда было очень интересно разобраться в том, как Антон Павлович произвел своего рода революцию в литературе и особенно в театральной драматургии. Я бы сказал, что именно он распахнул двери и основал современный театр. Более того, многое из предложенного им затем было использовано в нарождавшемся в конце XIX столетия кинематографе. Такое впечатление, что однажды начав сценический разговор с ним, ты становишься на путь познания человеческой души во всех ее проявлениях, чем отмечены все его произведения. Да, он рассказывает о России, о русских, но одновременно о жителях нашей планеты, где бы они ни находились - во Франции, Австралии - где угодно. Об их тревогах, надеждах, печалях и страданиях. Его персонажи - обыкновенные люди, которые оказываются беспомощными перед историческими событиями, многократно превосходящими их силы. При этом я вспоминаю поэта Мандельштама, который в свое время писал о веке с разбитым позвоночником, когда на смену одной эпохе приходит новая и надо "склеить столетий позвонки". Вопросы, которые поднимает Чехов, касаются всех нас. И один из них, важнейший, как сделать так, чтобы не потеряться, не опоздать на главное рандеву для каждого человека - рандеву со своей собственной жизнью.
Чем вы объясняете не проходящий интерес публики, театральных режиссеров к Чехову во всем мире? К примеру, во Франции его пьесы практически постоянно идут на тех или иных сценах.
Кристиан Бенедетти: Вы совершенно правы. У нас Чехов один из самых востребованных театральных драматургов. Знаете, Винсент ван Гог как-то сказал, что нет ничего более важного для артистов в широком смысле этого слова, как "любить человека". В этом весь Чехов - ведь он без натяжек и прикрас рассказывает людям о них самих. И зрители это понимают, а поэтому следуют за сценическим действом, которое как бы становится продолжением их бытия. И это, конечно, удивительно!
Ваш фестиваль вы назвали "137 обмороков". Как это объясните?
Кристиан Бенедетти: Все очень просто. Это реверанс в сторону Мейерхольда. В свое время на основе нескольких водевилей, а если конкретно, то это "Предложение", "Юбилей" и "Медведь", он создал спектакль "33 обморока". Именно столько их было в трех пьесах. Я же насчитал во всем чеховском репертуаре как раз 137. Правда, это не всегда означало, что персонажи теряли сознание, они просто исчезали со сцены. Ведь во французском слово "evanouissement" помимо основного, скажем так, медицинского значения, имеет и второе - "уход, исчезновение", может быть, для того, чтобы после объявиться в следующей сцене или акте.
Кто ваши актеры?
Кристиан Бенедетти: Многие - давние участники нашего проекта. Ведь, к примеру, "Чайку" впервые в нашем театре поставили 12 лет назад. Другие подтянулись позже. Но все они убежденные энтузиасты творчества Антона Чехова.
Собственно, как и вы сами. Кто для вас Чехов?
Кристиан Бенедетти: Близкий и родной человек, с которым многие годы я веду мысленный диалог. Образ этого благожелательного и порой ироничного собеседника возник благодаря его книгам, пьесам, письмам. Конечно, в мечтах мне бы хотелось с ним увидеться наяву, но, увы, это невозможно. Я часто перечитываю его труды, и всякий раз открываю для себя что-то новое, и этому нет конца. Наследие Чехова обладает такой невероятной глубиной, что каждое поколение театральных режиссеров находит в нем источник вдохновения.
Во всех нынешних постановках вы - режиссер. А играете ли в них сами?
Кристиан Бенедетти: Конечно, а по-другому и быть не могло. Ведь я заканчивал Высшую консерваторию драматического искусства, играл в пьесах Стриндберга, Шекспира, Брехта и других. И, конечно, в чеховских. В нашем театральном марафоне я занят во всех больших пьесах. Играю Боркина в "Иванове", Тригорина в "Чайке", Вершинина в "Трех сестрах", Лопахина в "Вишневом саде", Астрова в "Дяде Ване".
При этом следовал указаниям Чехова, который советовал постановщикам, и в первую очередь, одному из основателей Московского художественного театра Константину Станиславскому, самим выходить на сцену, ибо в этом случае лучше понимаешь, каким быть спектаклю. Замечу, что Станиславский был гениальным иллюстратором, но для меня все-таки главным чеховским постановщиком был Мейерхольд. Кстати, именно поэтому я назвал свой театр - "студией". Меня в нем привлекло то, что он предложил новые, нестандартные формы спектаклей.
Я знаю, что у вас давно сложились дружеские связи с российскими театральными деятелями. Как это произошло?
Кристиан Бенедетти: Известный режиссер Антуан Витез, у которого я учился в консерватории драмискусства, открыл для меня мир Чехова. Как-то он сказал мне: "Езжай в Москву, если ты хочешь найти то, чего нет у нас". Так я оказался в Москве. Там я встретился с Никитой Михалковым, Олегом Табаковым, Анатолием Васильевым, сыном Георгия Товстоногова - Александром, который был главным режиссером драматического театра имени Станиславского. Я также подружился с Юрием Любимовым и актерами "Таганки" - Валерием Золотухином, Иваном Бортником, Владимиром Высоцким. Когда "Таганка" гастролировала в Париже, а Высоцкий вместе с Аллой Демидовой играли в "Гамлете", мы часто встречались после спектаклей и устраивали зажигательные, искрометные застолья, о которых я до сих пор вспоминаю с восхищением.