В Театре Моссовета Кончаловский ставит спектакль "Укрощение строптивой"

Шекспировские трагедии - эталон драматического искусства. Но с комедиями великого барда есть проблемы: юмор стареет и сильнее связан с национальным характером, чем ужас и сострадание.

Шекспир - безусловная классика, но в России не хрестоматийная. Дословно даже искушенная публика его тексты не знает и наслаждаться тонкостями интерпретации не может. Да и школа декламации у нас далеко не столь развесистая, как в Англии или Франции.

Естественное решение в этой ситуации - раздобыть новый перевод и осовременить костюмы и антураж. Но рецепты укрощения строптивой подруги, прописанные в комедии, могут показаться анахроническими и возмутительно неполиткорректными.

Андрей Кончаловский, постановщик и сценограф, поступает иначе. Он берет перевод Михаила Кузмина и переносит действие в его эпоху - в "ревущие двадцатые". Спектакль идет в ритме фокстрота. Это подчеркивает авантюрный характер действия (в советских 1920-х авантюрный роман - господствующий жанр). И дает повод сравнить "век нынешний и век минувший".

Костюмы (художник Тамара Эшба) по большей части также из 1920-х. Но в сцене свадьбы Петручио наряжается в костюм XVII века: отсылка не столько к Шекспиру, сколько к мушкетерам Дюма, которые к женщине относятся как к вещи.

А итальянская Падуя здесь столь же условна, как и у Шекспира. Дома на видеодекорации водружаются на городскую площадь как кубики. Так возникает важная дистанция: примерно как между "Ромео и Джульеттой" и "Вестсайдской историей".

Кончаловский вводит в спектакль элементы комедии дель арте - маски и условные костюмы. Что придает всей истории и вовсе вневременной характер. Не говоря уж о кутерьме со слугами, восходящей еще к античной комедии. В спектакле она напоминает даже не пресловутый хвост, виляющий собакой, а могучий спинной мозг динозавра, подменяющий его крохотную головку. Постановка удваивает и утраивает шекспировские приемы и эффекты.

История строптивой Катарины и бесстрашного Петручио рассказана пунктиром. На подробностях изнурительной терапии ("холод, голод и покой") действие не фиксируется. На первый план выдвигается дрессировщик Петручио - отличная роль Алексея Розина. Его герой - мужлан во цвете лет, привычный к боям и победам. То ли колониальный майор, то ли наглый адвокат с южным темпераментом. Временами мерещится даже сходство с Фиделем Кастро.

Катарина в исполнении Юлии Высоцкой - сначала рыжая стерва, затем послушная кукла. Роль ее пассивная и страдательная, но актриса успевает внушить публике намек на реванш героини. И когда Катарина в финале седлает супруга, это воспринимается без удивления.

Постановка удваивает и утраивает шекспировские приемы и эффекты

Бьянка, младшая сестра Катарины, у Шекспира - особа нежная и кроткая. Но Ксения Комарова играет скорее смешливую кокетку, покладистую и на ласку заводную. Ее ужимки украшают действие и корректируют наше представление о тактике гендерных войн.

Прочие роли в спектакле сводятся к маскам и типажам. Тут нужно отмечать уже ансамблевую игру, хорошо организованную и скрупулезно рассчитанную. Андрей Кончаловский снова показал себя профессионалом и искусным мастером. Спектакль не то чтобы вызывает взрывы хохота - скорее, довольные смешки. Но смотреть его ни минуты не скучно. Следующие его постановки шекспировских пьес - "Макбет" и "Бурю" - ждем с нетерпением.

Прямая речь

Андрей Кончаловский, режиссер:

- На сцене театра Моссовета уже идет трилогия в моей режиссуре - правда, по Чехову. Теперь в таком "многосерийном" формате ставлю Шекспира: три спектакля, три жанра - после комедии дель арте будет трагедия ("Макбет") и фантазия ("Буря"). Но - начнется все с "Укрощения строптивой". Наша главная задача, чтобы зритель через пятнадцать минут после начала спектакля понял: "А! Мы будем смотреть балаган! - но шекспировский. Это смесь балагана и небес, дурацкие шутки с проблеском божественного.

Почему 1920-е годы? Во-первых, я очень люблю эстетику того времени. А во-вторых, представляю себе Шекспира, который сидел в таверне в грязном Лондоне, писал эту комедию, но представлял себе вовсе не Лондон, а некую Италию. Эта условная Италия в представлении Шекспира дает возможность творить, что угодно. От артистов я требовал итальянской же легкости, гибкости и непосредственности, умения двигаться и кривляться. А для нашего менталитета это не так-то просто. Алексею Розину и вовсе задал задачку, сказав о роли Петручио: "Тебе нужно стать летающим слоном". Для того, чтобы все это получилось, были приглашены итальянские коллеги - они и помогали осваивать органичное существование в жанре комедии дель арте.

Все три шекспировские постановки я планирую поставить в стиле бродячего театра: и "Укрощение строптивой", и "Макбет", и "Буря" будут идти в одних и тех же декорациях, а все роли исполнят одни и те же артисты. Для меня это чрезвычайно интересно. Вообще, когда я присутствую на своих спектаклях, всегда пытаюсь оглянуться назад, вдруг где-то там в глубине зала поблескивает пенсне Чехова или сидит Шекспир с кружечкой эля?

Юлия Высоцкая, заслуженная артистка России:

- Мне кажется, каждая женщина немного Катарина. У Шекспира настолько точные психотипы, настолько точно показаны отношения полов, что это все свойственно нам даже в рамках новой этики. Когда берешься за новый материал, всегда страшно. Но забыть о страхе нам помогали и итальянские артисты, и переводы Шекспира (а мы разбирали самые разные).

Подготовила Инга Бугулова