Андрей Максимов: Всякий новый театральный язык отвергает старый

В Детском музыкальном театре имени Н.И. Сац - премьера оперы по роману Виктора Пелевина. Ты можешь поставить пару десятков спектаклей и написать несколько сотен рецензий - все равно в начале спектакля ты зритель, а не оценщик.

И вот, значит, смотришь ты, как на малой сцене Детского музыкального театра имени Н.И. Сац художественный руководитель Георгий Исаакян поставил оперу Константина Комольцева "Любовь к трем цукербринам" по мотивам романа Виктора Пелевина. Автор либретто - некий М.Д., так написано в программке.

Смотришь, и становится тебе скучно. Просто по-зрительски скучно. С самого начала авторы спектакля намекают тебе, что говорить будут не просто лишь бы о чем, но о чем-то очень значительном. Не зря же взяли роман Пелевина - означенный автор про пустяки не пишет. Первые минут десять хор, одетый то ли в сутаны священников, то ли в одежду палачей, поет торжественно и значительно. И ты должен этой значительностью проникнуться.

Всякий новый театральный язык отвергает старый. Но значит ли это, что он непременно должен быть непонятен и неинтересен тем, кто к старому привык?

В руках ты, зритель, держишь планшет - непременный атрибут данной постановки, которая не просто опера, но AR-опера - музыкальное произведение с дополненной реальностью. В определенные моменты спектакля ты наводишь камеру планшета на сцену, и в планшете возникает то, что называется "дополненная реальность". Отдадим должное театру - технически все сделано безупречно: планшеты работают, инструкции понятно и внятно написаны. Но возникает вопрос: зачем? Дополненная реальность - это когда на экране твоего планшета танцует Мэрилин Монро, шагает Ян Гузка или крутятся три овальные фигуры. И - что? Такой незамысловатый мультик. Я не понял зачем. Можно было бы сказать, что действие идет дальше, но, к сожалению, действия в этом произведении мною обнаружено не было. Все пафосно, чрезвычайно возвышенно... Похоже на такой пейзаж с озером, когда все стоит не шелохнувшись и выглядит величественно.

Постепенно привыкая к происходящему, ты понимаешь, что в спектакле замечательная декорация Дениса Сазонова: довольно скромными средствами художнику-постановщику удалось создать метафору современного, безумного мира. Невероятно точные, очень красивые костюмы Анны Костриковой.

Музыка. Константин Комольцев. Совсем молодой человек, и - ура! - сумел показать свое произведение на сцене знаменитого театра. Музыка рваная и многожанровая. Более всего она похожа на заявку какого-то будущего произведения: кажется, вот если бы этот кусок развить или этот... Да, в принципе, любой... Композитор, безусловно, талантливый, имя запомним, будем ждать, что дальше. Про актеров трудно что-либо сказать, потому что в спектакле нет живых людей. Голоса чудесные. В те редкие минуты, когда голосам дают возможность проявиться - замечательно.

Когда зритель, уставший от неясной многозначительности происходящего, постепенно в тебе засыпает, ему на смену приходит человек театра. Человек театра - существо менее искреннее, но зато куда более профессиональное.

Жизнь активная никогда не может понравиться всем

И тогда ты начинаешь думать вот что. Георгий Исаакян придумал футуристическую трилогию, которая будет состоять из оперы, балета и драмы, в каждом из жанров будут использованы новые технологии. Вот ты - человек пожилой - не понял про дополненную реальность. А, может быть, у людей более молодых эти мультипликационные символы будут вызывать какие-то неведомые тебе ассоциации?

Исаакян руководит детским театром. Разве не достоин он похвалы уже хотя бы за то, что старается поставить оперу на каком-то новом, другом языке? Разве не есть это одна из задач театра, куда ходит новое поколение?

"Но ведь скучно! - открывает глаза зритель. - Какой ни будь новый язык, он должен действовать эмоционально. А тут тебе столь настойчиво указывают на значительность происходящего, что все эмоции погибают".

На что человек театра возражает: мол, это тебе, дяденька, скучно. А более молодым, может быть, и ничего себе. Исаакян - режиссер известный и опытный, и если он берет очень трудный, философский роман Виктора Пелевина, то ведь он это не может делать случайно? Режиссер явно жаждет рассказать нам, что мы живем не просто в виртуальном мире, а в некоей общей нейтронной сетке, из которой человека можно в любой момент выключить, а можно к ней подключить.

И вот мне интересно: понятно, что всякий новый театральный язык отвергает старый. Но значит ли это, что он непременно должен быть непонятен и неинтересен тем, кто к старому привык? Вопрос, на который у меня нет ответа.

С одной стороны, надо, безусловно, обладать смелостью, чтобы поставить абсолютно экспериментальный спектакль. С другой - создатель эксперимента всегда может закрыться от любой критики тем, что его не поняли. Когда зрителю дают в руки планшет, то вопрос: "Зачем это нужно?" - сразу откидывает тебя в ряды ретроградов, не понимающих современные театральные веяния. И тогда зритель в тебе начинает паниковать: может быть, я устарел?

Итак, что мы имеем в сухом остатке? Георгий Исаакян решился на трехходовой эксперимент. Уже спасибо. Всяко лучше, чем застой. Собрал талантливую команду. Низкий поклон. Попробовал новым языком рассказать о сути нашей жизни... Что ж, как говорил поэт: "Авантюра не удалась. За попытку спасибо".

Постановка оперы Комольцева "Любовь к трем цукербринам" доказывает, что, несмотря на ремонт большой сцены, в знаменитом театре имени Сац жизнь идет активно. А жизнь активная никогда не может понравиться всем.