Неизвестные архивы известных людей. В Москве показали письмо Бродского и раскадровки Рязанова
Это письмо Иосифа Бродского Юрию Кублановскому. Нервное, надо сказать письмо. Вот лишь одна фраза, за которую не грех бы уцепиться историку: "Если с твоей точки зрения, православных надо от меня спасать - валяй, спасай". А финал письма и вовсе достоин войти в афоризмы, или, как сейчас говорят, стать мемом: "Не становись колхозником, Юра".
Настоящая провокация для исследователей! И таких провокаций на выставке новых поступлений в РГАЛИ сотни. Причем, как говорят кураторы, это лишь вершина айсберга.
"В основе экспозиции те документы, которые наши сотрудники ввели в научный оборот в прошлом году, всего было почти пять тысяч единиц, это 23 фонда, какие-то из них новые, какие-то дополненные. На выставке лишь небольшая, но яркая часть документов, и наша задача сделать так, чтобы исследователи захотели заняться изучением всего обработанного нами наследия", - говорит директор РГАЛИ Ольга Шашкова.
Новая выставка в РГАЛИ - грибное место не только для исследователей, но и для сценаристов и писателей. Зачем выдумывать сюжеты, если вот вам, пожалуйста, еще одна витрина. И в ней уникальные документы - никто их никогда до сей поры не видел - рассказывающие об истории Русского экспедиционного корпуса , это наши пехотинцы и артиллеристы отправленные на помощь союзникам во время Первой мировой войны.
Дневник участника тех событий, письмо, фотографии - все это оказалось в той аккуратной папке документов, которые в РГАЛИ передал Георгий Жуков, но не тот, а другой, известный журналист-международник, политический обозреватель "Правды" (публиковался под псевдонимом Юрий Жуков). Его фонд, признается директор РГАЛИ, на нее произвел самое большое впечатление.
Впечатление зрителя выставки вызовет маленькая книжечка, в которой почерком, больше напоминающим опыты криптографии, записана неизвестная история внешней политики СССР.
"Мы знаем Жукова как "правдиста", но это еще и человек, который много сделал для развития внешней политики нашей страны. На его глазах прошла вся история СССР, и он нам оставил свои богатейшие дневники, он вел свои записи на протяжении всей жизни, правда, их очень трудно прочитать, но оно того стоит", - отмечает Шашкова.
Всего в РГАЛИ обработали за последние годы порядка восьми тысяч документов Жукова, в них десятки записных книжек. Кто их расшифрует, скорее всего, сможет выпустить исторический бестселлер. Пока же при участии РГАЛИ готовится к изданию книга самого Жукова о Русском экспедиционном корпусе. На выставке представлена машинопись рукописи с правками автора.
Да и само расположение персоналий на выставке уже наталкивает на открытия. Философские. Вот документы и фотографии Жукова, которого в нелюбви к советскому строю заподозрить трудно, а на соседней витрине тот, кого никогда не заподозришь в симпатии к СССР. Уникальные документы Владимира Войновича. Жуков и Войнович рядом. В архиве все равны.
Про Войновича отдельная история. Этот тот случай, когда документы - не только памятник самого писателя, но и тех, кто привел их в порядок.
"Ну, девчонки, что найдете, все ваше", - сказал Владимир Николаевич сотрудницам РГАЛИ, когда они пять лет назад приехали на его дачу в Красную Пахру. И девчонки начали искать, перебирая абсолютно разрозненные страницы, фото, рисунки, письма.
"Такое ощущение было, что все это когда-то упало, а потом все рассовали, как могли, по коробкам, чемоданам, стеллажам, - вспоминает начальник отдела информации и использования документов РГАЛИ Ксения Яковлева, - вскоре Владимира Николаевича не стало, а у нас началась огромная работа, чтобы правильно провести научное описание".
В итоге, если говорить на языке сотрудников архива, то единиц хранения в фонде Войновича получилось чуть более двухсот. Но зато каких. Это не только черновики и рисунки, но и переписка с Виктором Некрасовым и Сергеем Довлатовым.
"Причем это очень содержательная переписка, в ней вся жизнь наших писателей в эмиграции. И теперь все это в доступе, можно читать в библиотеке, и, конечно, часть документов представлена на выставке", - подчеркивает Яковлева.
Не только поклонников литературы ждут на выставке в РГАЛИ серьезные открытия. Любители живописи смогут углубиться в жизненные и творческие перипетии художника и скульптора Вадима Сидура, а также увидеть эскиз Алексея Жабского к его знаменитой картине "Мать".
Те же, кто всем искусствам предпочитает кино, смогут вдохновиться фотографиями великих киноактеров (Лемешев, Конкин, Быков…), а также - и это, пожалуй, один из самых ярких экспонатов выставки - раскадровками сцен из фильмов Эльдара Рязанова, сделанными рукой мастера. Так, на бумаге можно будет увидеть эпизоды из "Невероятных приключений итальянцев в России" и "О бедном гусаре замолвите слово". Все эти экспонаты - своеобразный мостик к следующей выставке: в ноябре сотрудники РГАЛИ "рассекретят" уникальные документы в честь столетия Госкино.
Юрий Кублановский про письмо от Иосифа Бродского
О чем все же письмо Иосифа Бродского 1991 года, которое представлено на выставке в РГАЛИ? Чем оно было вызвано? Судя по тексту, Кублановский собирался написать о Бродском. Бродский оказался недоволен. Ответил "милому Юрочке": ему не все равно, но все равно, что про него напишут. Чего он может ждать, кроме какого-нибудь подвоха? "Подумай сам: чего может ждать нехристь от крещенного? Окаменелость - от растительности? И так далее. То есть, для меня анафема - тот же зеленый шум". Он посоветовал: "Если с твоей точки зрения православных надо от меня спасать - валяй, спасай". И наконец: "В следующий раз, как поедешь в Москву, может другой какой способ есть оправдать прогонные, кроме рецензий?"
Звоню поэту Кублановскому, напоминаю о письме: что тут к чему и почему? Юрий Михайлович ответил:
- Да, я вспоминаю эту ситуацию. Я ему просто написал, что был в Москве и договорился с "Новым миром" о том, что я обязательно напишу о его стихах. Это был 1991-й год, тогда стихи Бродского были в России почти неизвестны. Иосиф почему-то представил, что я ему буду подножку подставлять. Но это же абсурд… Он был уверен, что наш "конфликт", которого не было, в том, что я православный, а он агностик, - объясняет Кублановский. - И он думал, что я с этой точки зрения буду говорить о его стихах.
Рецензия действительно вышла в "Новом мире" в феврале 1991-го. Яркий текст о значении поэзии Бродского для русской культуры. Никаких "обвинений". Была констатация: "Бродский первым как бы "секуляризировал" поэзию, отделил ее от национальных корней и традиционных комплексов". Было признание: "Поэзия Бродского порой ядовита, но и этот яд, не исключаю, целебен".
Написал ли Кублановский Бродскому в ответ на его письмо?
"Я написал ему: "Иосиф, меня поразило то, что ты решил, что в моей рецензии на твои стихи в "Новом мире" будет какой-либо негатив, с чего ты это взял? Я горячо любою твою поэзию, высоко ее ценю, и если когда-то у меня просквозили какие-то критические нотки в отношении некоторых твоих стихотворений, это не значит, что я буду сейчас в России их повторять. Тем более, пока твоя поэзия там почти неизвестна. Все это только твоя мнительность, даже непонятно чем обусловленная"… Вот так я ему ответил, - вспоминает Юрий Михайлович. - А еще я ему заметил, что он "оторвался от жизни", если думает, что "новомировские" гонорары способны окупить мои "прогонные".
На отношения между поэтами эта переписка никак не повлияла, конфликта никакого не было. Тем более, что оба знали: рано или поздно их письма напечатают в России.
Письмо Иосифа Бродского Юрию Кублановскому
(сохранены пунктуация и орфография автора)
18. III. 1991 New York
Милый Юрочка,
получил твое письмо и нахожусь в некоторой растерянности: отвечать или нет? То же самое ощущение и от предыдущего твоего письма - накануне твоей поездки в Отечество - предваряющего статью в Новом Мире. Тогда я решил не отвечать: ну написал человек, что думает - не переубеждать же мне его. Даже трогательно, что заботиться о моих чувствах, подготавливает, чтоб не удивлялся…
Теперь отвечаю; во-первых, потому что на письма все-таки надо отвечать, во-вторых, чтобы снять с тебя заботу эту о том, как я могу отнестись к чему-нибудь неодобрительному о моих худ.произведениях.
Уверяю тебя, что - никак не отнесусь. В худшем случае, с сожалением. Не надо меня предупреждать: ни прямо, ни косвенно. Хотя бы для того, чтоб способность удивляться не притупилась у меня окончательно.
Не пойми меня дурно: мнение твое мне не безразлично. Если я с ним не считаюсь в той мере, в какой тебе естественно, высказывая оное, ожидать, то -потому что оно для меня в общих чертах предсказуемо. Подумай сам: чего может ждать нехристь от крещенного? Окаменелость - от растительности? и так далее. То есть, для меня, анафема - тот же зеленый шум; как говорят поляки, вшистко едно. Новый ли это Мир, другой ли какой заушат - какая разница? Каждый делает то, что диктует ему осознанная или инстинктивная необходимость. Если с твоей точки зрения, православных надо от меня спасать - валяй, спасай. Не предупреждая меня только заранее, что делаешь это искренне: это - лишнее. Я и так знаю, что - искренне. В этом, боюсь, твоя беда.
И еще: нехристи всегда относились к обратившимся с большей терпимостью, чем наоборот. За что они, конечно, впоследствии поплатились - в частности, всей почти культурой античности. Но мне все-таки как-то милей те, для кого терпимость - органика, чем те, для кого она - добродетель. В следующий раз, как поедешь в Москву, может другой способ есть оправдать прогонные, кроме рецензий? Вообще: от журналов и прозы одна только беда, один душевный разврат. Нечто, грубо говоря, коллективное. Чем хорошо стихосложение, так это своей ненавязчивостью и тем, что мы все - единоличники. Единственно подлинная форма частного предпринимательства, если вдуматься. Не становись колхозником, Юра. Обнимаю, твой Иосиф".