В телеграфистки принимаются только вдовы и девицы. Число женщин-телеграфистов не может превышать 50% в Москве и Петербурге, а за их пределами - 25% (Устав почтовый, том XII, часть первая). Форма - пальто из драдедама черного цвета с белыми пуговицами, с желтою по бортам и обшлагам выпушкою.
Адвокатесса? На это есть специальный Указ Правительствующего Сената от 02.02.1876. "К вопросу о женской адвокатуре". Полный запрет. "Приведенное Высочайшее повеление вызвано было попыткой одной русской женщины, г-жи Е.О. Козьминой, практически освоившейся с юридическими вопросами в канцелярии А.О. Кони, применить свои познания на поприще адвокатуры". С успехом выдержала экзамены, подала жалобы, почти прорвалась через Сенат, но затем "последовало вышеприведенное Высочайшее решение". Полный запрет. Даже волостным писарем быть нельзя, потому что женщины не научены "административной работе".
Но могут быть продавцами винных лавок (Высочайшее повеление от 19 апреля 1896 г.). И есть прогресс. "Женщина за последний десяток лет бесспорно одержала над жизнью громадную победу. Она опростилась, сузила требования и, несмотря ни на какие препятствия, идет вперед. Слабые не выносят борьбы, им на смену идут другие, более смелые, более энергичные, и горизонт все расчищается" (Лухманова, "Недочеты современной женщины", 1904).
Между тем через 13 лет женщина первый раз стала министром. Коллонтай, нарком государственного призрения, 1917 г. Она писала так: "Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы - так называемых "холостых женщин", для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий - их закаленная в жизненной борьбе воля. Пусть не скоро еще станут эти женщины явлением обычным, дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь" (Коллонтай, "Новая мораль и рабочий класс", 1919).
Она была хорошим прогнозистом. Может меняться все. Мы меняемся, общество меняется, то, что было "нельзя", вдруг становится самым обычным, и наоборот. Главное, не потерять нашей ценности. Ценность личности, ценность человека - как смысл всего, что делается в обществе.
Пока же мы с женой решили прожить один месяц по брачному закону 1857 г. Для начала брак наш оказался недействительным, хотя он не был четвертым (такие браки запрещены, ст. 21 Свод законов Российской империи 1857 г., том 10-1), и нам нет еще 80 лет (браки запрещены, ст. 4), и родители наш брак дозволили (иное запрещено, ст. 6). Но брак наш был без письменного разрешения начальства (в госслужбе запрещен, ст. 9), с нехристианином, хотя и не язычником (запрещен, ст. 37, 85), к тому же не в церкви (запрещен, ст. 31).
- Что ж, - сказали мы себе, - все это суета сует. Должны же быть в нашем недействительном браке приятные стороны! Ага, "жена именуется по званию мужа" (ст. 101). Отлично! Профессорша, докторша, писательница, а если очень постараться, то председательница чего-нибудь. "Обязаны жить вместе" (ст. 103). А то!
В случае ссылки на каторгу можно следовать за мужем (ст. 104). Нет большей привилегии для российской женщины! Обязанность супруга любить жену как "собственное свое тело" (ст. 106). Это не Свод законов, а Свод поэзии Российской империи. "Уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи" (ст. 106). Так, преклоняем колена, читаем стихи и превозносим.
Наконец, обязанность "доставлять своей жене пропитание" (ст. 106). Но "по состоянию и возможности своей". Тут мы переглянулись, вздохнули - и побежали по законам дальше.
Боже мой, жизнь полна жестокостей! "Жена обязана повиноваться мужу" (ст. 107). Тут началась дискуссия.
- Месяц! Ну потерпи еще месяц! - взмолился я. Что ж, взгляд женский бывает ласковым, бывает очень нежным, но иногда в нем проскальзывает сталь. "Пребывать к нему в любви (о, да!), почтении (о да-да-да!) и неограниченном послушании" (всего лишь месяц!) (ст. 107).
- Не можешь ли ты, - сказал я барственно, - принести мне теплую, просушенную и проглаженную утюгом газету? Тем более что ты обязана, - я ткнул в статью 107, - оказывать мне всяческое "угождение и привязанность, как хозяйка дома".
- Так, - сказала жена, - месяц уже истек. - А угождение и привязанность, - добавила она, - я тебе буду оказывать по естественному ходу жизни, а не человеческому закону, если ты, конечно, этого заслужишь. А пока, милый, налей нам два бокала красного вина. И запиши эти свои чудесные мысли, добавив, конечно, что женщина, шум вьюги и скрип дворника за окном лучше всего, что написано за двести лет.
Что ж, брачный закон этот давно отменен, жить по нему никак нельзя, и месяца не выдержишь со всеми этими обязанностями, а вот любовь никто не отменял. Ни сто лет назад, ни пятьдесят - она просто есть. И когда ты открываешь чужие письма - опубликованные, конечно - и читаешь, как двое любили друг друга, то нет больше ни свода законов, ни высочайших повелений, от кого бы они ни исходили - а есть только эти двое, и если быть честным, быть откровенным - во веки веков.
"Молю Бога, чтобы ты услышала, что я скажу: детка моя, я без тебя не могу и не хочу, ты вся моя радость, ты родная моя, это для меня просто, как божий день. Ты мне сделалась до того родной, что все время я говорю с тобой, зову тебя, жалуюсь тебе. Обо всем, обо всем могу сказать только тебе. Радость моя бедная!.. Я радуюсь и Бога благодарю за то, что он дал мне тебя. Мне с тобой ничего не будет страшно, ничего не тяжело".
Это Осип Мандельштам - своей будущей жене Надежде.
Что сказать? Все меняется, и когда мы снова проснемся, то встанем во вновь изменившемся мире, но что никогда не изменится, что не подвержено ни статусам, ни законам - это жизнь вместе, жизнь по любви, жизнь для каждого из нас, если мы это сделаем сами.