Со дня рождения белорусского соратника Ленина Бонч-Бруевича исполнилось 150 лет

Особого достатка в дворянском роду Бонч-Бруевичей не было никогда: шляхта была мелкопоместная, многие в семье становились священниками. Служили они в униатских храмах в Костюковичах, что ныне самый восточный город Беларуси, а также в Самотевичах, откуда родом замечательный белорусский поэт Аркадий Кулешов. В XIX веке небогатым шляхтичам было проще состояться в жизни, отправляясь в большие города Российской империи. Так и поступил отец самого знаменитого из Бонч-Бруевичей, Дмитрий Афанасьевич, осевший в итоге в Москве. Он трудился в межевой службе, а со временем приобрел небольшую типографию и от бедности не страдал. Оба отцовских увлечения сказались на судьбе его сына Владимира: с детства мальчик был очень привязан к книгам, а образование отправился получать в московский Константиновский межевой институт. Но если его старший брат Михаил, в дальнейшем генерал-майор царской и генерал-лейтенант Красной армий, институт окончил, то Владимира оттуда изгнали за организацию студенческих волнений. Будучи сослан под надзор полиции в Курск, он окончил там землемерное училище, после чего два года отпахал младшим землемером.

Однако интеллигентность и начитанность у так и не получившего высшее образование Бонч-Бруевича проявлялись в течение всей его долгой жизни, неизменно сочетаясь с революционным настроем. Начинал он с общения с народниками, с которыми его свел друг семьи, известный писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк. Затем увлекся идеями социал-демократов, вожди которых заинтересовались его способностями по издательской части. Владимир познакомился с Лениным, бывшим на три года старше, и стал печатать нелегальные издания на базе отцовской типографии. Напечатанным заинтересовалась полиция, и Бонч-Бруевичу пришлось оставить работу в издательстве купца Прянишникова "Народная библиотека", производившем дешевые книги для чтения рабочего люда.

В 1896 году 23-летний Владимир уехал в Швейцарию, где он для виду учился в Цюрихском университете, а большую часть своих забот посвящал изданию и переправке в Россию запрещенной нелегальщины. Вскоре к талантам Бонч-Бруевича добавились увлечения этнографа и религиоведа. Он стал признанным специалистом по старообрядцам и духоборам, участвовал в переселении последних в Канаду. Изучая жизнь сектантов, молодой революционер пытался приобщить их к марксизму, давал читать ленинскую "Искру" и даже выпускал специальный социал-демократический журнал для сектантов под названием "Рассвет".

Сделать из старообрядцев и духоборов революционных марксистов Бонч-Бруевичу так и не удалось, но уже в 1905-м он возвращается в Россию, где началась настоящая революция. За плечами у 32-летнего интеллектуала опыт работы в недавно созданной РСДРП. Большевикам он будет помогать и после поражения первой русской революции. Конспиратор из Владимира Дмитриевича получился отменный: надолго посадить его за решетку так и не удалось вплоть до 1917 года, хотя полиция дышала к нему неровно, вспоминая его юношескую ссылку.

Политический звездный час потомка могилевских шляхтичей наступил с приходом к власти Ленина и большевиков в октябре 1917-го. 44-летний Бонч-Бруевич (на тогдашних фото он выглядит солиднее и старше) стал первым управляющим делами нового правительства, Совета народных комиссаров, а параллельно еще и доверенным секретарем Ильича. В Петрограде приходилось решать многочисленные дела в Смольном и вокруг него, а в марте 1918 года значительных усилий потребовала организация переезда центральных властей в Москву, а потом и обустройство их в Кремле.

На должности управделами Владимир Дмитриевич состоял до конца 1920 года, после чего, будучи литературно одарен и сведущ в особенностях внутриполитической борьбы за спиной Ленина, стал писать пространные воспоминания о своей работе с Ильичом. Они, скорее всего, и стали спасением для Бонч-Бруевича в суровом 1937-м. Тогда арестовали его дочь Елену, вышедшую замуж за одного из лидеров пролетарских писателей Леопольда Авербаха. Смысл репрессировать ленинского соратника был невелик по сравнению с работой по изъятию его книг из библиотек, в том числе школьных: Бонч-Бруевич был автором знакомой миллионам советских ребят книги "Ленин и дети".

Владимир Дмитриевич умел увлечь своих читателей, создавая при этом нужный властям образ Ленина, актуальный и в послесталинскую эпоху. Например, в 1926 году Бонч-Бруевич выпустил брошюру под интригующим названием "Страшное в революции", которая рассказывала о бесчинствах матросов-анархистов с броненосца "Республика" в Петрограде в конце 1917 года. Их по указанию Ильича взялся усмирять автор как тогдашний глава комитета по борьбе с погромами. У сюжета был поистине голливудский счастливый конец: штатский интеллигент Бонч-Бруевич сумел одолеть опасную ватагу, в которой верховодил Анатолий Железняков, тот самый, что вскоре объявит о разгоне Учредительного собрания. С матросами управились лихо: "Беспробудное пьянство, грабежи проходивших мимо, кражи в городе вновь обратили наше внимание на них, и мы решили совершенно избавиться от этого буйного, не поддающегося дисциплине элемента, крайне мешавшего регулировать революционный порядок в красной столице. В один из вечеров наш смольнинский отряд... снял часовых и разоружил всех матросов, среди которых было много пьяных".

Бонч-Бруевич после смерти Ленина не был обласкан наградами: свой единственный орден Ленина он получил в 1954 году в возрасте 81 года, за год до смерти. В современной Беларуси память об этом ярком человеке сохранилась: улицы Бонч-Бруевича есть в Могилеве и Костюковичах.