25 февраля, на второй день спецоперации, мать и дочь сидели в деревенском доме в предместье Грайворона.
- Позвонила напарница, - вспоминает дочь, - и рассказала, как нашу общую знакомую остановили солдаты, вышедшие из леса. Усталые и грязные после только что закончившегося боя. И попросили воды и таблеток от боли. Только я трубку положила, мама говорит: "Тут у нас яйца - вари. И сало достань". Я поняла, что надо собираться. Сыну - полтора года. Но надо собираться. Загрузили в машину яйца, колбасу, соленья, воду. Поехали. Нашли этих ребят.
Не знают, кто они были - контрактники, срочники, пограничники? До объявления СВО здесь шли учения, и колонны военной техники шли около двух недель. Видимо, ребят просто не успели чем-то доснабдить.
С того дня мать и дочь решили доснабжать их сами. Начали возить еду, медикаменты, майки, пилы, гвозди, буржуйки. И стали местной легендой.
Во дворе их дачи - видавшее виды отечественное авто. В багажнике под пищевой пленкой противни с бисквитом. У крыльца - ванна огурцов - на засолку.
Критики их стараний считают, что армия должна справляться сама. Она и справляется. Но похоже, что бисквиты войдут в солдатский паек только к следующей спецоперации. А пока их, как и малосольные огурцы, везет волонтер Баба Люба. И молодую картошку посыпает свежим укропом.
В огромной кастрюле на кухне у нее варится ее 16 кг. Заметив, что мы ее снимаем, Баба Люба прячет потемневшие от чистки картофеля руки.
Но мы боимся не руки снимать - лицо. "А я не боюсь", - отмахивается. "В дедушку отважная, - говорит дочь, - Ивана Порфирьевича".
Иван Порфирьевич смотрит с фотографии на холодильнике. Из Великой Отечественной войны.
Баба Люба профессиональный повар. Работала даже на БАМе, в кафе "Сказка Ургала", потом метеорологом на метеостанции, затем на хлебокомбинате.
Но смелость и неравнодушие ее не столько из биографии, сколько из характера, из памяти об Иване Порфирьевиче, из того, что она видела на своих точках.
Спустя неделю после начала СВО попала в госпиталь. Раненый военный попросил ее съездить на самую границу, где в ангарах лежат солдаты, еще не довезенные до госпиталей, и отвезти им воды и еды.
- Я зашла с ящиком в руках и окаменела. Они лежали на полу, на плащ-палатках. Все из боя. В кровоподтеках, синяках. Их скоро заберут в госпиталь. Но сейчас... Поняла, что надо подключать местных.
Так ее помощь стала разрастаться. Ребята перекидывали ее номер друг другу, и одна точка выезда превратилась в 16.
Первые три месяца плакала день и ночь. "Потом очерствела, - улыбается. - Привыкла".
На каждой из ее точек от 18 до 40 человек. В общем около 500.
- Помогаем и ребятам "за лентой", и срочникам-пограничникам, и землякам.
Она привозит все нестандартное, домашнее, от людей, от человека человеку. Обеды поначалу готовила из своих продуктов. "Было много домашней тушенки. Насадила большой огород картошки. Плюс 50 бройлеров, утки, гуси, бараны".
А когда земля наполнилась о ней слухом, ей стали присылать деньги и нести продукты и вещи. Образовался чат единомышленников: ежедневно в нем публикуются нестандартные просьбы солдат, отчеты о расходах, фотоотчеты. Сначала в нем были лишь знакомые, потом знакомые знакомых. Сегодня уже Наталья приезжает из Москвы, а Людмила с мужем из Воронежа грузят "Газель" супчиками для солдат.
По ее наблюдениям, сейчас люди "немного устали помогать". А вначале что только не несли. Приедешь, а у ворот дома продукты, матрасы, подушки, одежда.
- Однажды приехала к ребятам, вышедшим из боя. Они снимают берцы, а ноги - белые-белые от воды. Солдат мокрый носок крутит, а сержант велит ему ("Тетя Люба, извини...") приспустить штаны. А от трусов только резинка и шовчики.
Это не про развал армии, дорогие столичные критики и разные правильные "в уме" люди. В армии все выдается по нормативам. Но во время боев все изнашивается совсем не по ним.
Нормативы догоняют реальность. Но пока догонят, солдат приспустит штаны, и на другой день Баба Люба привезет ему новые трусы и носки.
Когда в мирное время кто-то станет говорить про отсутствие и неактивность гражданского общества в стране, вспомним Бабу Любу.
Солдаты пишут о ней родителям. Родители отправляют на ее адрес посылки и деньги. Просят заказать в интернет-магазинах - трубы для буржуек, рабочие комбинезоны, инструменты.
Ну не скажет же солдат: товарищ лейтенант, нам нужна труба для буржуйки. А матери и Бабе Любе запросто. "Сейчас просят генератор и носилки. Гвозди и утеплитель". Показывает потрепанную тетрадку в узкую линейку - "это, чтоб понимать, кому что отдала, а кому еще нет".
Тут в одном месте был нужен экскаватор. Нашли. Но экскаваторщики побоялись ехать. Нашли смелого экскаваторщика, но экскаватор передумали давать.
Для родственников солдат она еще и дополнительная "живая ниточка" связи с ними.
- Если нет связи три-четыре дня, звонят мне. Я начинаю успокаивать: ну он же на границе, там телефон лучше не включать. Трудно, когда гибнут. Вон в рембате мальчик погиб, когда хохлы в Головчино стреляли. А вечером только с мамой разговаривал...
Первый год она возила еду каждый день. В этом году может взять день-два выходных, когда устает. Или машина совсем разваливается. Машина у нее "на веревочках".
- Парень с соседней СТО уже устал мне опять что-нибудь приваривать. Доски подкладываю, где дырка в полу...
Но пока машина в ремонте, телефон переполняется голосовыми сообщениями. Включает их нам - "Теть Люба, есть возможность?", "Здрасьте, теть Люба", "Теть Люба, покушать нет ничего? Хлеба, воды?" - и плачет.
Никто из них не голодает. "Хлеба и воды" - это значит "борща и домашних котлет". Она же готовит то, что сама любит. Мясо, котлеты без добавления хлеба.
Возить никто, кроме нее, не решается. И не только потому, что опасно. Но и потому, что на границе есть такие точки, куда не каждого пустят. "Знают меня и еще одну женщину. Вот мы и ездим".
Обычно едет туда, где либо вышли из тяжелой ситуации, либо дни рождения, либо солдатские повара не асы. "Могут макароны с тушенкой превратить в размазню, так что в холодном виде ее не съесть. А кто-то и рассольник приготовит - пальчики оближешь!"
Поэтому она опять встает полпятого. Моет посуду. Чистит лук, морковку...
Первое у нее бывает не каждый день. А второе обязательно. Котлеты с картошкой, кабачки с мясом. На праздник утки, зажаренные целиком. Плюс оливье, селедка под шубой, холодцы. За одну поездку можно накормить до 40 человек. Отвезешь еду в три-четыре точки, и можно передохнуть.
Во время отдыха соседки зовут: твоя очередь цветы перед домом прополоть. Она вспыхивает и "посылает" их вместе с цветами. Когда она, плача от усталости, моет посуду и просит помочь, в ответ нередко слышит: "Мы на это не подписывались".
Не раз спрашивали: "Ну чо ты туда прешься?". Она обычно отвечает: "У меня сын военный". - "Да он же у тебя в море". - "А какая разница? Бог везде..."
Но есть и настоящая команда верных делу. Баба Маша варит компот. Татьяна Федоровна печет торты. На праздник на 11 точек испекла 11 тортов, на трех машинах пришлось везти. Один белоснежный был полутораметровым.
Нам непонятно, почему Любовь - "баба"? Красивая женщина - короткая прическа, прямой взгляд, завидная осанка. "Ну им же по 18 некоторым. По возрасту я им бабушка".
Хотим поехать к солдатам вместе с ней. Не сказать, чтобы нам не страшно. Но ей ведь страшнее - ездить каждый день.
- Страх есть, - соглашается. - Но солдатам же страшнее... Да и "охота" идет, например, за серебристыми вездеходами, на которых ездят "наши главы", а в мою развалюху кто будет прицеливаться?
Едем двумя машинами, с нами трехлетний Вовочка.
- Он очень любит, когда солдаты приезжают за едой, - смеется дочь. - Торопит: "Быстрей, солдатики уже приехали!"
Военные сбросили координаты, где они будут нас ждать.
На первой точке возле леса - четверо "солдатиков". Один, в футболке с надписью "Армия России", с рацией. "Офицер, лейтенант, командир взвода". 23 года. В апреле окончил военную академию. Отец, старший сержант ВДВ, посоветовал идти в артиллерию.
- Артиллерия - бог войны...
- Да. А там - показывает в сторону лесной чащи - у меня дети войны.
Говорит, как много для них значит помощь "мирной стороны".
- Знаем, что люди часто сами от чего-то отказываются, чтобы нам помочь. Очень ценим эту неожиданную помощь и, конечно, не наглеем, - говорит лейтенант. - Тем, кто держится вон там (показывает вперед), помощь нужнее.
Их радует помощь женщин.
- Мы тоже стараемся им помочь. Когда есть время - песок привозим (мешки с песком кладут на подоконники от взрывов. - Прим. авт.), в огороде помогаем.
Он уверен, что сейчас "что-то происходит с людьми". "Мы меняемся. Жившие "для себя" начинают думать о тех, кому труднее".
На наш вопрос "не страшно?" бравирует: " С нами шутки плохи, ответим так, что мало не покажется".
Из леса выходят еще ребята.
Спрашиваем, на что они тут опираются. На связанность друг с другом, отвечают. И уносят картошку, огурцы, помидоры, пирожные и трубы для буржуйки, "как просили".
Вторая точка совсем в другом направлении. Петляем проселочными дорогами. Останавливаемся.
Люба проверяет заказ: "Кроме еды - туалетная бумага, маечки, комбинезоны для ремонта". Конечно, в армии должен быть порядок и туалетная бумага. Но в армии отношения между людьми - в идеале - братско-отцовские. А прифронтовое общество добавляет к ним материнско-сестринские - выручить, иногда побаловать.
Громыхая и переваливаясь, из лесной чащи осторожно выбирается "КамАЗ" цвета хаки с буквой Z. Из высокой кабины выпрыгивают бойцы.
- Рома, мама просит отправить ей твой мешок с вещами - для стирки, - окликает бойца Баба Люба. - А давай я сама на машинке перестираю?
- Ну не знаю, как удобнее, - смущается боец.
Спрашиваем, нельзя ли их сфотографировать в масках - для безопасности.
Карапуз Вовочка, услышав про "маски", бежит к машине и тащит упаковку - бумажных, антиковидных. Бойцы смеются. А мы запоминаем их лица и имена. Чтобы держать их в сердце. И молиться за них.
Пока к нам могут выйти из леса солдаты - пусть не измученные и грязные, а как сегодня, чистые и хорохористые, и попросить бисквита или гвоздей, - они нам, а мы им - свои.
Самый страшный день Баба Люба пережила этой весной. Младший из ее троих детей - сын, военный моряк - приехал в отпуск на 6 дней. Накануне 22 мая. А 22 мая в район вошла ДРГ.
- Я проснулась от выстрелов. И слышу, все звучит "не по-детски". Сын спит, а я в машину и на дачу - погреб разбирать.
Вход в этот погреб похож на домик хоббита - холмик, заросший травой, дверь на замке. В свете фонарика от смартфона внизу открывается просторная комната - две застеленные кровати, раскладушка. Полки с соленьями-вареньями.
В этом погребе они просидели весь день. Позвонил даже первый муж, с которым Люба в разводе: можно приехать с новой женой - нам укрыться негде?
Вечером вернулись в город. Было ощущение, что Грайворон вымер. Едва зашли в квартиру, снова засвистело. Заперлись в ванной. "Я переживала за сына. Не дай бог они войдут в город, он же военный, его ж на моих глазах расстреляют".
А когда все стихло, сын неожиданно сказал: мам, я хочу на фронт. Увязался с ней на точку. Причем на опасную, где "птички летают". А там принялся уговаривать лейтенанта сделать ему "отношение" для перевода на СВО. Лейтенант пообещал. Но ушел "за ленту". Военный моряк стал собираться на свой корабль. Слушая на прощание сбивчивые оправдания матери, что новую его куртку - за 8 тысяч, с бирочками - она отдала солдатам. И повторяя: "Молодец!"