Памяти Визбора посвящены различные выставки, концерты и литературно-музыкальные вечера, которые пройдут в библиотеках, песенных клубах, культурных и выставочных центрах: скажем, московская библиотека № 234 приглашает на литературно-музыкальную программу "Семнадцать мгновений с Визбором". Стоит ли говорить, что в эти дни песни Юрия Визбора оживут в исполнении музыкантов по всей стране.
А мы предлагаем вспомнить статью нашего автора Дмитрия Шеварова, посвященную Юрию Визбору, из цикла "Самые мои поэты, или Мой "роман" со стихами", опубликованную ровно пять лет назад, в 2019 году.
В его песнях живет ангел. Тридцать лет назад такое утверждение звучало бы странно. Ну какой там ангел в простеньких мелодиях, которые доносились то сквозь хрипотцу эфира, то с коммунальной кухни, то с соседней скамейки в зале ожидания на вокзале? Не только геологи и альпинисты, подводники и летчики, а каждый из нас мог напеть про "милую мою, солнышко лесное" или про Серегу Санина. Ничего особенно божественного в этих песнях как-то не наблюдалось.
Юрий Визбор, из песни "Сретенский двор",1970 г.
Но вот теперь, когда мы, поседевшие или полысевшие, стоим и курим на полустанке судьбы, и визборовские песни вдруг спускаются к нам с заснеженных вершин памяти, мы отчетливо слышим в них что-то не от мира сего.
Эти песни поднимают нас, и мы видим как на ладони и свою юность, и всю страну СССР. Ведь в песнях Юрия Визбора и сегодня все рядом, в одной дружной стране: Одесса и Тайшет, Сортавала и Хамар-Дабан, остров Путятин и Памир, Сахалин и Куршская коса, Абакан и Таллин, Целиноград и хороший город Ош, бухта Певек и Полоцк, Мелитополь и "неведомый Тюкалинск", Запорожье и Зеленоград, Душанбе и Курильские острова.
Мама - украинка, отец - литовец. Эти два корня помогли ему стать русским поэтом Юрием Визбором, которого знал и любил весь Советский Союз. В его поэзии соединились вкусная, ржаная предметность литовского слова и несравненная мелодика украинской песни; прибалтийская сдержанность и твердые понятия о мужской дружбе, впитанные с пылью послевоенных московских дворов; горячность южных степей и воспитанная службой на Севере способность говорить молчанием.
"Петь я любил всегда, - вспоминал Визбор, - большая часть моего детства прошла под прекрасные украинские песни. Я помню, как дед привозил две-три арбы лопающихся от солнца арбузов, собирались все родные - человек сорок, ели эти арбузы и пели песни, которые способны тронуть за душу самого бесчувственного человека..."
Он говорил: "Самое главное, что есть в песне, - это интонация..." Сейчас с такой доверительной интонацией, как у Визбора, нам уже никто другой не споет. Чтобы в голосе были и приветливость, и благожелательность, и дружеское участие, - это сейчас встречается реже, чем большой талант.
Мало кто еще мог так нежно и глубоко чувствовать всю советскую страну, а не только лишь "малую родину". Чувствовать и предчувствовать.
Он написал эти строки в 1978 году, когда тревога его была еще смутной и грусть казалась светлой. Но уже через несколько лет, в 1982 году, он пишет нечто непостижимое, никому еще и не грезившееся.
Сегодняшний братоубийственный разлом вдруг открылся ему, как репортаж из будущего.
В сентябре 1984-го я шел по Ташкенту. В арыках дворники жгли опавшие листья. Сокращая дорогу к остановке, я шел через двор. Из открытых окон доносилась вечерняя жизнь, слышались позывные "Маяка", потом "Новости". Женщина-диктор сказала: "В Москве умер Юрий Визбор". А дальше что-то про циклон, который определит погоду на Камчатке.
Я стоял перед окном, ожидая чего-то. Потом сел на скамейку. Стемнело. Как дети во двор, на небо высыпали звезды. Самая яркая напомнила мне зеленый огонек нашего домашнего магнитофона "Комета". Когда его включишь, то лампочка, будто тлея, сперва подрагивает в темноте бледным светом, потом доходит до спелой изумрудности, и смотрит так ровно и мирно, пока крутится пленка и звучит голос...
Три минуты тишины
1965 г.
* *
1982 г.
Ты у меня одна
1964 г.