Комедию Грибоедова поставили в Севастопольском театре им. Луначарского
Что же отечественный театр? Неужто за что-то осерчал на комедию, подозревая в ней и свое сатирическое отражение? Хотя сценических трактовок выдающегося текста на сегодняшний день немало. Режиссеры, взяв в творческую разработку, казалось бы, субъективные "лирические порывы" Грибоедова, вступают в неизбежную полемику и с литературной модой 1820-х годов, дерзко смешавшей классицизм - романтизм - реализм и с современными тенденциями, типа нынешнего все обессмысливающего метамодерна.
Бесспорно, многогранность парадоксального текста, где константа - "могучее проявление русского духа" автора, - делает пьесу вечно актуальной. "Горе от ума" - явление непреходящее, корректируемое злободневностью и степенью дарования постановщика. Например, феноменальный спектакль Григория Товстоногова 1962 года явился апологией ненужности и крушения умной личности в России. БДТ было не до смеха. На его подмостках разыгрывалась трагедия пагубного умствования.
Другое дело Малый театр. Шедевр Грибоедова в любой его интерпретации кажется современной пьесой, задуманной на историческом материале. Столь деликатно манифестируемый пиетет к букве и духу комедии только подчеркивает всесветную ее проблематику.
Такие соображения сопутствовали моему ожиданию севастопольской премьеры "Горя от ума". И пусть режиссер Григорий Лифанов настаивал на обязательной постановке произведений школьной программы, то был лишь внешний побудительный мотив. Реальная причина его увлечения грибоедовским шедевром стала очевидна уже на первом представлении.
Булгаковский дом Грибоедова
Как правило, художественный руководитель Севастопольского театра имени Луначарского затевает новый спектакль, если видит в нем идейного "наследника" предыдущей работы. Звеньями одной творческой цепи смотрятся его интерпретация "Горя от ума" и уже ставшее легендарным сценическое воплощение романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Объединяет оба замысла "Дом Грибоедова", понимаемый в широком, онтологическом смысле.
Прежде всего - это два реальных московских имения: Алексея Федоровича, дяди автора "Горя от ума" и прототипа Фамусова, в Грибоедовском (ныне - Пыжёвском) переулке и его сестры Настасьи, месте рождения Александра Сергеевича, на Новинском бульваре. Третий конкретный адрес - флигель усадьбы Левашёвой на Новой Басманной улице, где жил самый блистательный человек первой половины XIX века Петр Яковлевич Чаадаев, чья "возбудительная" натура отразилась в образе Чацкого.
Наконец - ирреальный "Дом Грибоедова" (МАССОЛИТа) с рестораном "Грибоедов" и вахтершей бледной Софьей Павловной, встарь - дочерью Фамусова, аттестованной своим создателем "негодяйкою". Сюда, к "Грибоедову", нагрянули сотоварищи-мазурики кот Бегемот и Коровьев, чтобы свершить последний акт столетнего "бесования", запущенный в "Горе от ума".
Первый объявил себя Скабичевским не только из-за объемисто-громоздкой фигуры критика, но и по причине написанного им в 1893 году биографического очерка о Грибоедове, где впервые довольно подробно рассказано о создании и распространении "Горя от ума".
Второй позаимствовал свою земную личину у фельетонного беллетриста и литературного пародиста Ивана Панаева, а у полковника Скалозуба одолжил кличку Фагот, в недрах французского языка тяготеющую к слову "шут" и фразеологизму - "отдающий ересью".
Именно в инфернальный "Дом Грибоедова" пригласил Григорий Лифанов персонажей грибоедовской комедии, чтобы отметить именины Софьи Павловны и помянуть ее умершую родами мать ("мы в трауре"). Компания собралась жутко морозным, завьюженным воскресным вечером 16 декабря (по старому стилю) 1823 года, когда празднуется преподобная София, в миру Соломония, несчастная жена Василия III, удаленная за бездетность в монастырь ради рождения от Елены Глинской наследника престола Ивана, царя Грозного.
В тот самый день, один из самых темных в году, бушевала снежная буря, и, как писал Грибоедов, "холод истерзал все лица". Недаром тетка девицы Фамусовой Анфиса Ниловна Хлёстова добиралась с Покровки… скорее всего в Замоскворецкий Грибоедовский переулок "час битый" потому, что "ночь - света преставленье!" - то есть успения, исчезновения и горя.
"Ну вот и день прошел, - с облегчением скажет Чацкий, - и с ним / Все призраки, весь чад и дым".
Уродцы с того света собрались на бал
Режиссер со смелой мудростью всколыхнул грибоедовские фантомы, мороки, миражи, поверив их булгаковскими смыслами.
В какое-то мгновение спектакля начинает казаться, что из сценических щелей, как в гоголевском "Вие", лезут "какие-то уродцы с того света": то вспыхнет воспоминание о давно казненной распутнице-фрейлине Екатерины Первой, то Фамусов заговорит о содоме, то Софья сочинит сон, в котором "и черти, и любовь, и страхи, и цветы". А как заметил Грибоедов после своего мистического видения будущей комедии: "Во сне дано, наяву исполнится".
Действительно, черт не преминул дважды явиться на сцене. Поначалу в виде бесенка из ларчика, подаренного Чацким Павлу Афанасьевичу. Стоило ему задремать, как нечистый сразу же выскочил из люка-преисподней и давай плясать под музыку, исполняемую сердитой черной арапкой-девкой с ансамблем "чертей сущих", что догадали Пушкина "родиться в России с умом и талантом".
Сей арапский коллектив урежет ориентальный мотивчик и на балу у Фамусовых.
Словом, бесовщина вместо обещанных Софьей скромных танцев под фортепьяно. Ночь шабаша, аналогичная булгаковскому балу у Сатаны, на что прямо указывает огромная оснеженная лестница в глубине сцены, по которой гости спускаются в парадную залу.
Бал, кружащийся не под прелестные вальсы Грибоедова или Штрауса, не под колдовскую "Фантастическую симфонию" Берлиоза, почти одновременную "Горю от ума" и переполненную страстными ночными мечтаниями.
Отнюдь! Фантасмагория движется под развязные звуки, уместные разве что в адском чаду ресторана "Грибоедов".
Что общего у княза Тугоуховского с Байденом
Постановка Григория Лифанова - аллюзия великой старинной пьесы. Режиссер акцентирует внимание на единственно положительном герое "Горя от ума" - Слове, без которого Время впадает в бесчувственное ничто. Только Слово гарантирует Времени бессмертие. Из словесных искр комедии возгорается пламя ее конфликта. Благодаря отточенным речам действующих лиц комедия обрела вечность.
Вообще, встречу со жгучим, невероятно разнообразным по эмоциональной выразительности стихом "Горя от ума" ждешь как чуда.
Невнятное произношение текста, купирование слов, а уж тем более целого монолога, например, "Вот то-то, все вы гордецы" из второго действия - вызывает недоумение и оставляет в спектакле зияющую пустоту. А вот шутливая игра с вольным грибоедовским ямбом кажется уместной хотя бы потому, что сам автор позволял себе импровизировать во время многочисленных чтений комедии в разных "закоулках".
Об исполнительском ансамбле скажу только одно: всегда интересно наблюдать за работой замечательных севастопольских артистов. И все же есть творческие находки, которые сдабривают хрестоматийный материал оригинальностью.
Юлия Нестранская предстает шикарной, энергичной, молодящейся Хлёстовой, словно бросающей вызов: "Вы, нынешние, ну-тка!"
Евгений Журавкин отважно шаржирует своего Фамусова, играя его "брюзгливым, неугомонным, скорым".
Валентина Огданская воплощает Лизоньку такой прелестной чаровницей, что за ней просто невозможно не волочиться.
Татьяна Сытова, до того верная амплуа романтичных красавиц, неожиданно ярко и убедительно сыграла роль графини бабушки Хрюминой.
Евгений Овсянников трактует образ князя Тугоуховского как пародию на Джо Байдена, блуждающего по сцене в поисках рукопожатия и в конце концов падающего в зрительный зал.
Нетривиально выглядит супружеская пара Горичей в броском исполнении Марии Кондратенко и Александра Аккуратова.
Вполне успешны Владимир Крючков - Репетилов, Илья Синкевич - Господин N*, Виталий Омельченко - Господин D*. Обращает на себя внимание актерское мастерство одного из официантов Фамусова - Сергея Колокольцова.
В чем актуальность Чацкого
Роман Шукри абсолютно уместен в роли Чацкого. Он серьезно и глубоко переживает его молодую заносчивость, потребность выговориться, максималистское отношение к окружающим. Особенно впечатляет нечаянная и безоглядная страсть Александра Андреича к повзрослевшей за три года Софье. Почти как у Булгакова, любовь выскакивает перед ним, как черт из табакерки, и поражает сразу же.
Чацкий в эффектном и вдохновенном исполнении Шукри кажется прообразом экзистенциальных героев Сартра или Камю. Монологи актер играет не в стиле амбициозного резонера, а с целеустремленным и пылким увлечением умного и сдержанного человека.
Чацкий представлен Шукри актуальным героем нашего времени. Да и вся постановка Григория Лифанова воспринимается как современное высказывание неравнодушного художника, который сторонится модного глазурованного искусства. Через беспощадный спор с самим с собой он выходит на практически бесспорный сценический результат.
Двести лет назад пьеса Грибоедова была воспринята как пасквиль с "карикатурными портретами многих лиц московского бомонда". Сам автор настаивал на "портретности" типических характеров и полном отсутствии ненавистных ему карикатур, считая, что в этом его поэтика.
Тот же принцип исповедует и режиссер севастопольского "Горя от ума".
Конечно, каждый актер, занятый в спектакле, творит индивидуальный мир своего персонажа. Но вместе они являют общество, "вне себя не имеющее цели". Это на сцене рязановский Юрий Деточкин мог смело заявлять: "А судьи кто?" Переместившись в зрительный зал, он мямлит другое: "Я про судей ничего такого не говорил".
Севастопольская постановка "Горя от ума" напоминает нам великую мысль Белинского: "Общество всегда правее и выше частного человека, и частная индивидуальность только до той степени и действительность, а не призрак, до какой она выражает собою общество".
В этом смысле комедия Грибоедова по сей день может смело называться явлением политическим.
Работу над комедией Грибоедов завершил в 1824 году.
15 декабря 1824-го в альманахе "Русская Талия" за 1825 год вышли в свет отрывки из "Горя от ума" - с большими цензурными правками и сокращениями.
Разрешение на постановку отдельных сцен было дано в 1829-м году, а полностью комедию поставили впервые в 1831-м, и то не в столице, а в глухой провинции, в Ревеле (нынешнем Таллине).
Впервые опубликовали со значительными сокращениями уже после смерти автора, в 1833-м.
Полностью и со всеми разрешениями комедия впервые вышла в 1862 году в Петербурге. А в 1869-м "Горе от ума" впервые было издано для учащихся школ.