"Зависть" Юрия Олеши - один из главных русских романов ХХ века, книга про сквозного для русской литературы героя, лишнего человека, на сей раз - постреволюционной России со всеми присущими "лишними" грехами, но прежде всего завистью. Николай Кавалеров движим завистью ко всему, что встречается на пути. Ревнует к благополучию хозяина квартиры, в которую тот селит его, подобранного на улице, завидует здоровью его приемного сына-футболиста, злясь на строящийся вокруг него, такого великого и неоцененного, новый мир образца 1927 года.
Кураторы сплавляют на выставке мир художественный и документальный, метафору и реальность. Места не так много, но это только вдохновляет авторов, старающихся насытить смыслами каждый метр зала. Скамья-топчан, на которой спал Кавалеров, укрыта покрывалом историй, созданных художником Михаилом Сорокиным: змеи вместо завязок на кальсонах Бабичева, дьявол, склоняющий к смертному греху зависти, и сам Кавалеров - на диване, притворяется спящим. Художник работал по ткани без трафаретов, маркером, потом акрилом.
"Он поет по утрам в клозете", - первая фраза романа. На возвышении в углу зала - расписной унитаз, на дверце бутафорского клозета - стикеры-вымпелы Володи-футболиста. Фрагмент песни про здоровый кишечник, которую пел по утрам хозяин квартиры, дан в образе облака, какие висят над головами зрителей с цитатами из романа. "С высот благополучия спустили вы на меня облако постели..." - из письма Кавалерова приютившему его Бабичеву.
При входе зрителя встречает кинетическая скульптура Виктора Гоппе - сочленения деревянных плоскостей и стальных лент, образ машины "Офелия", способной якобы творить чудеса, но так и не появляющейся в романе. На столе посередине зала - пивная кружка: Иван, брат Андрея Бабичева шляется по пивным, рисует за деньги портреты. Не многовато ли метафор и смыслов на выставке, рассчитанной, в том числе, на публику, не читавшую "Зависть" и с трудом вспоминающую фильм "Три толстяка" по пьесе Юрия Олеши?
Но, по словам кураторов, это и было их задачей - вернуть роман Олеши в круг чтения. Ведь он - не только о зависти, но и о времени, в которое писался. "Это настолько емкая метафора времени, настолько всеобъемлющая, не принимающая никакую из сторон, боровшихся тогда, что без "Зависти" невозможно понять ни 20-е годы, ни ХХ столетие в целом", - говорит директор Музея истории российской литературы имени Даля Дмитрий Бак.
Реальность XX века встречает зрителя, поднимающегося на второй этаж Дома-музея - вот эскизы костюмов и режиссерские наброски 1929 года к вахтанговскому спектаклю "Заговор чувств" по пьесе на основе романа, оригиналы авторской правки и набросков к пьесе. Завершает выставку результат исследования - дерево с ветками-планками, на которых сотрудники музея выписали из романа "Зависть" слова, называющие чувства. На "дереве" хватило места не всем.