Михаил Пиотровский: Одним музеи нужны как общественное достояние, другим - для себя. Поэтому были люди, которые хотели российские музеи присвоить
Михаил Борисович, когда распался Советский Союз вместе с ним исчезло немало предприятий, институтов, кинотеатров… А музеи остались, их количество даже увеличилось. Почему?
Михаил Пиотровский: Музеи необходимы всегда и всем. Но одним нужны как общественное достояние, а другим - для себя. Поэтому, когда менялась власть, появилось немало людей, которые хотели российские музеи присвоить, поделить, разорвать на части. Эрмитаж тоже мог исчезнуть в 1990-х в любой момент. Он раздирался изнутри человеческими противоречиями, а рядом стояли дельцы, готовые перевести музей на коммерческую основу, желавшие разобрать его на кусочки… Тут же объявилось громадное количество иностранных "благодетелей", готовых скупить все по дешевке, как это было при смене власти в 1917 году. Но и у Эрмитажа был опыт сопротивления большевикам, мечтавшим уничтожить музей, распродать его коллекции. У наших сотрудников где-то в подкорке хранилась память о том противостоянии, и эрмитажники смогли победить в жесткой борьбе за сохранение нашего музея. Но это было очень и очень непросто.
Когда создавали совместные предприятия, мечталось: вот и выход, будем ездить в Америку, будут полные карманы денег. А когда никаких особых денег не оказалось, начались обиды друг на друга, споры. Естественное человеческое желание зарабатывать деньги. Ведь в советское время в Эрмитаже зарплаты были ниже, чем в Академии наук, хотя и у нас велась научная деятельность. Но сработала хорошая интеллигентная подкладка, понимание, что их желанию есть какие-то пределы. Я считаю, это российская имперская идеология - есть вещи, которые выше денег! Существует главный музей страны, тебе выпало счастье здесь работать, надо его сохранить, как бы это ни было тяжело.
Музеи не только себя сохранили, но и стали активно прирастать пространствами, присоединять к себе дворцовые здания…
Михаил Пиотровский: Это так, но надо различать движущие мотивы у Эрмитажа и, например, у Русского музея. ГРМ присоединил то, что было по сути бесхозным, им предложили - они взяли. Не было рефлексий, надо или не надо это музею в его развитии. Признаем, молодцы, справились с такой сложной задачей.
У нас было иначе, наш музей нуждался в расширении. Здание Главного штаба было передано Эрмитажу давным-давно, еще в советское время, исходя из внутренних потребностей музея. Оформление тянулось долгие годы. Мы мучительно искали деньги на реконструкцию, обсуждали, как и что делать, были и мысли, что лучше бросить эту затею. Но для меня лично это была забота, оставленная в наследство моим отцом, и я обязан был завершить начатое им! Дом по соседству на Дворцовой набережной - бывший эрмитажный дом естественным образом вошел в музейное пространство. Мы сохраняли преемственность и наследственность нашего музея так же, как это делалось во все времена. Наше достояние - уникальная эрмитажная атмосфера, которую надо передать следующим поколениям сотрудников. Особый характер нашего музея - он как большой ледокол, в сложной обстановке прокладывает дорогу другим музеям.
А каков должен быть оптимальный размер Эрмитажа?
Михаил Пиотровский: Музейное пространство бывает разное, и его надо понимать научно. Государственный Эрмитаж - градообразующая структура для Санкт-Петербурга. Сейчас можно выделить два эрмитажных пространства. Первое в центре города: Дворцовая площадь, с одной стороны Зимний дворец и примыкающие здания, с другой - Главный штаб с прилегающими зданиями. Полностью комплекс зданий Главного штаба Эрмитажу не отдали, только восточное крыло, в качестве некой компенсации позже мы получили здание Биржи.
Второе эрмитажное пространство расположено там, где долгие годы была окраина города. Сегодня Реставрационно-хранительский центр Государственного Эрмитажа "Старая Деревня" общей площадью 35 000 квадратных метров включает в себя фондохранилище, выставочно-лекционный, реставрационный, инженерный и административный корпуса. Место это появилось случайно, но, говоря философским языком, эта случайность - непознанная необходимость. И создалось второе наше пространство. В окраинном спальном районе возник Новый Петербург, который спасает Старый Петербург от неподходящей для него застройки. Здесь теперь новые жилые дома, мосты, "Лахта Центр", стадионы, торговые центры. И наша "Старая Деревня" - музей будущего, музей открытости, включая хранилища. (Кстати, сейчас проходит проверка, и, думаю, нам выпишут предупреждение о недопустимости хождения посетителей по хранилищам.) И появление Эрмитажа совершенно поменяло характер этого района Петербурга.
Зачем вам лично эти дополнительные проблемы - Главный штаб, фондохранилище, теперь еще и Биржа…
Михаил Пиотровский: Во-первых, человек, если не двигается, то и не живет. Музей точно так же. Он должен развиваться, приобретать некие новые функции. Этому и служит постоянное переустройство и возникновение спутников в разных частях Петербурга, в других городах России. Существует Большой Эрмитаж, благодаря современным технологиям возник "Небесный Эрмитаж" - цифровая копия музея (человек сможет совершать онлайн-посещение Эрмитажа, находясь у себя дома).
Во-вторых, снова повторю, я должен выполнять то, что запланировал мой отец, защитить его наследие.
Ну и, в-третьих, мне это интересно. Напомню, что у меня профессия не директор Эрмитажа, а востоковед-историк, арабист. Директорство как хобби. Для нынешних прагматичных людей очень непросто осознать, что кроме зарплаты есть и другие мотивы. И есть, увы, примеры, когда при руководителе, у которого во главе угла зарплата, музей начинает разваливаться
Когда появилось предложение взять Биржу, было понимание, какой титанический труд потребуется?
Михаил Пиотровский: Абсолютно всё понимали. Но здание Биржи один из главных архитектурных шедевров города. Например, Зимний дворец никакой не шедевр, он окрашен в неправильный цвет, многое в его облике поменялось. А Главный штаб - шедевр и Биржа - шедевр! И наш город сам по себе шедевр.
Есть набор историй, такие элементы петербургского мифа - трещины в стенах Зимнего, весь Эрмитаж уйдет завтра под воду… Так и про Биржу пошли разговоры, что она вся в трещинах и тонет, начнется ремонт - и сразу катастрофа.
Но у меня уже был опыт с Главным штабом, когда мы выполнили работы, которые казались невозможными.
Помню, как перед началом работ вы показывали журналистам Главный штаб в состоянии невообразимой запущенности и деградации. Сейчас не верится, что так было. Практика приспособления под музейные нужды разных не музейных зданий у вас огромна?
Михаил Пиотровский: Да, мы уже построили столько, что сами можем поучить кого угодно, включая строителей. В начале моего директорства в "Старой Деревне" стояли только стены, а то небольшое количество денег, которое имелось, приходилось тратить на обогрев здания, чтобы не развалилось. Через финское правительство добывали кредиты, сложнейшая была ситуация. Но в результате создано, может быть, лучшее в мире фондохранилище.
Главное из нашего опыта: сначала надо просто думать! Каждый раз задача решается по-разному. Ошибочно полагать, будто есть образцы "посмотрим и сделаем", и будет все, как у людей. Тома де Томон построил здание Биржи как сакральное - своеобразный храм торговли, после революции здесь был клуб моряков, торговая палата, биржа чернорабочих… Наконец, 85 лет назад с размещением Центрального военно-морского музея оно обрело музейную сакральность. А теперь возвращаем светскую сакральность, можно даже сказать, имперскую. Георгий Вадимович Вилинбахов, мой заместитель по научной работе и одновременно государственный герольдмейстер России, предложил создать здесь музей геральдики и музей наград Российской империи, СССР и РФ.
Раз за разом проходит в городе общественное обсуждение использования зданий. Выдвигаются идеи - пусть будут коворкинги, креативные кластеры… Нет только ответа на вопрос: кто это будет содержать? Вы сразу знали ответ по поводу Биржи?
Михаил Пиотровский: Государственный Эрмитаж воспитывает общество на материалах русской истории. К примеру, напоминанием про парадные залы Зимнего дворца как страницы военной истории: Фельдмаршальский, Петровский, Гербовый… В них проходят чествования георгиевских кавалеров и торжественные церемонии празднования военных побед. Здание Биржи становится логическим продолжением Эрмитажа как символа русской государственности и его музейно-образовательной деятельности. Центральный зал превращается в торжественный зал Русской Славы и Побед. Нам есть что показать в новых музейных экспозициях. И показать так, как никто на свете не умеет. По расчетам, желающих побывать здесь, в том числе молодежи, будет очень много.
А кто должен возглавлять работы по приспособлению, ремонту и реставрации зданий, предназначенных для объектов культуры? Ведь один за другим вспыхивают скандалы, вспомним Большой театр, вторую сцену Мариинского театра, БДТ имени Товстоногова, консерваторию. Идут разговоры о нехватке выделенных средств, потому что их разворовали.
Михаил Пиотровский: Расскажу о нашем опыте в "Старой Деревне". Там была финская фирма, начавшая работать еще в советское время. Им выделяли деньги, они четко организовывали строительство, мы присматривали за ходом работ, все было выполнено, как нужно. Работы в Главном штабе организовывались иначе. Мы сумели при поддержке правительства России привлечь Всемирный банк. Им было создано специальное управление, выступавшее заказчиком, оно работало на деньги банка, а мы следили за качеством работ. В роли заказчика музей выступал на доме 30 по Дворцовой набережной, тут деньги были у нас.
Скандалы происходят по многим причинам, одна из них коррупция в строительной отрасли. Почему? Соблазнов много. Прежде всего нет нормальных цен. Средства выделены, год проходит, выясняется, что за такие цены ничего не построить… У нас есть престиж, подрядчики работают. Но хватает и скандалов - то заявят о банкротстве, то сбегут или их арестуют. Поэтому я и книжку написал "Культура как скандал".
История с Биржей тянется уже много лет. Можно назвать сроки завершения работ?
Михаил Пиотровский: Неравнодушные жители нашего любимого Петербурга очень переживают за происходящее в историческом центре. Начались работы на Бирже, тут же поползли слухи, что здание трещит по швам и тонет, пишутся жалобы, почему причастных к такому безобразию еще не расстреляли. Другая сторона вопроса - когда начинали работы, точно было известно, что будет тысяча проблем, а по ходу дела вылезло еще полтысячи неизвестных. Помню, в Главном штабе вырыли котлован, и вдруг вода стала хлестать со всех сторон, заранее предусмотреть, сколько времени и средств уйдет, чтобы перекрыть, не мог никакой специалист. С Биржей на начальном этапе была похожая ситуация. Из-за того, что каждое историческое здание построено уникально, на каждом этапе работ идут очень сложные споры о способах решения возникающих проблем.
Для укрепления основания Биржи одни предлагали залить жидкое стекло, другие сделать инъекцию цементного раствора, третьи были за сваи. Приходилось искать экспертов, дискутировать, выбирать эффективный вариант. Вдобавок хорошие, преуспевающие строители вообще не хотят заниматься госпроектами, потому что бесконечные проверки и перспектива посадок. Значит, особая наша забота контролировать подрядчика, чтобы деньги шли на результат, а не ему в карман. Регламент должен быть исполнимым, при этом люди должны понимать, что можно делать на Дворцовой площади, а что запрещено без всяких исключений. Исходим из реалий, что все запретить нельзя. Нужен более гибкий режим (но основанный на четких принципах) и единое руководство. Эту роль должен играть Эрмитаж!
Вы доктор исторических наук, академик и 32 года директор Эрмитажа. Кто и где готовил вас к тому, как определять, сколько свай забивать, стекло или цемент в грунт закачивать, жулик или нет подрядчик?
Михаил Пиотровский: Я от отца слышал, что подобными вопросами директору музея тоже приходится заниматься. Конечно, Борису Борисовичу тогда было проще, государство все решало, и дальше шло по накатанной дорожке. Сейчас деньги достать можно, а дальше море препон и осложнений.
Но профессия моя тоже поспособствовала приобретению практических навыков. Я как востоковед привык жить в разных цивилизациях, разных культурах общения и решения проблем, могу прочитать их скрытые смыслы. Ездил в археологические экспедиции, в том числе и заграничные, сложностей всяких хватало, занимался и денежными расчетами, так что кое-что в этом понимал, когда стал вначале замдиректора, а потом и директором Эрмитажа. Каждый, кто соглашается стать директором музея, должен осознавать, что ему придется иметь дело с финансовыми, хозяйственными и строительными проблемами.
Один из уважаемых петербургских архитекторов заметил: в XIX веке здания в Петербурге строились из расчета их существования в 120-150 лет. Эти сроки уже прошли, теперь приходится тратить немалые деньги для их поддержания в нормальном состоянии. Получается, что город будет постоянно требовать гигантских средств для своего сохранения?
Михаил Пиотровский: Это правда, всякое наследство требует вложений. Если у вас дача, то она тоже рассчитана на определенный срок эксплуатации, дальше возникает прагматический вопрос, надо или не надо ее сохранять. Многие полагают, что дешевле снести и построить новое. Но это новое устаревает морально через очень короткий срок, как наш аэропорт Пулково. А такие здания, как Биржа, никогда не устареют морально, потому что им всегда находится новое предназначение. Эрмитаж вдохнет в Биржу новую жизнь.
Но у кого-то это не встречает понимания. Мол, был же Петербург Петровским, Елизаветинским, Екатерининским, все время что-то сносили, строили новое. Зимний дворец сгорел в 1837 году, построили заново… Почему в XXI веке нельзя так делать?
Михаил Пиотровский: Выбор Петербурга в том, что он должен сохраняться, судьба у него такая. В 1918 году Бог увел столицу в Москву. Понятно, что столица советской страны должна иметь прямые широкие улицы и большие площади. Ради этого снесли почти весь центр Москвы. Приводят тысячу причин, почему Ленин с правительством переехал в Москву, но главная - город выпихнул их и спас себя. И если бы не было блокады (это звучит цинично, но война вещь жестокая, без сантиментов), то по военной надобности мы раздолбали бы его. Наш город, он как мистическое существо. У него своя судьба, и каждое поколение горожан должно стараться ей следовать. Самая действенная молитва для нашего города "Спаси и сохрани".
9 Мая 2025 года в торжественном Зале Русской Славы и Побед состоится церемония, посвященная 80-летию Победы в Великой Отечественной войне. Первое официальное представление Биржи в новом качестве "городу и миру". Какие сроки завершения остальных работ?
Михаил Пиотровский: Примерно определен 2026 год, однако остается пока масса нерешенных вопросов, например с импортозамещением оборудования. Но и суета не нужна. Есть промышленно-строительный комплекс со своими интересами, ему необходима скорость. А в культурной, музейной логике не надо торопиться, нужно осмысление проблем, в том числе идеологических, по которым очень сложно достигнуть согласия.
А что с особым регламентом Дворцовой площади?
Михаил Пиотровский: Регламент должен быть исполнимым, при этом люди должны понимать, что можно делать на Дворцовой площади, а что запрещено без всяких исключений. Исходим из реалий, что все запретить нельзя. Нужен более гибкий режим (но основанный на четких принципах) и единое руководство. Эту роль должен играть Эрмитаж!
Вокруг Биржи много музеев: Литературный, Зоологический, Почвоведения, Кунсткамера, музеи академических институтов. Реально ли возникновение на Стрелке Васильевского острова единого музейного пространства?
Михаил Пиотровский: У нас есть проект "Музейный квартал". Вполне может появиться новое музейное пространство, которое протянется через Университет с его музеями, наш Меншиковский дворец до Румянцевского сада и Института им. Репина. Люди долго были заняты зарабатыванием денег и не дочитали книжек, не досмотрели музеев. Создание "Музейного квартала" поможет им понять Петербург и обрести духовное родство с городом.