Отец солдата: Как десантник Чукча стал священником и разыскал в Донбассе своего сына
Прорыв
А началось все, пожалуй, в середине декабря 1994 года, когда разведгруппа спецназа ВДВ укрылась от преследовавших ее отрядов "ичкерийских волков" в полуразрушенном здании Госуниверситета Чечни, что недалеко от площади Минутка. Здание содрогалось, словно огромный улей, от свиста пуль и взрывов.
В этом кипящем котле оборону держали целые сутки. Командир группы лейтенант Николай Кравченко с Чукотки, за меткий глаз и твердую руку прозванный еще в Афгане Чукчей-снайпером, щелкал из своей винтовки ичкерийских "коллег", как орешки. А в коротких передышках, в столь непривычной для уха тишине, вспоминал свой родной, такой далекий поселок Ламутское на берегу Охотского моря.
- Когда через сутки, стало ясно, что подмоги не будет, а патроны на исходе, у многих появилось чувство обреченности, - вспоминает отец Николай. - И тогда я взмолился, верно, первый раз в жизни: "Господи, сделай так, чтобы мы вырвались живыми из этого ада! Если останусь жив - построю Тебе храм!"
Оказавшись в безвыходном положении, спецназовцы посовещались и решили пойти на прорыв кольца окружения. Хотя не было уверенности, что хоть кто-нибудь останется после такого безумного прыжка живым. И они рванули - со штык-ножами и арматуринами - навстречу превосходящего их в численности противника, вооруженного автоматическим оружием.
- Христос воскресе! - неожиданно для самого себя выкрикнул Николай, выпрыгивая из оконного проема.
- Ур-ра! Христос воскресе! - подхватили его товарищи и, посыпавшись следом, как горох, забежали в останки полуразрушенного здания.
Сырой полумрак помещения вдруг заполнился заунывным воем, от которого стыла кровь в жилах. Моджахеды повалили, казалось, отовсюду - сверху, спереди, сзади. Схлестнулись в карусели ярости, боли и смерти.
Крики смешались в едином хоре, в них и те, и другие черпали источники своей силы, своего мужества и бесстрашия.
Выстрелов уже не было, а слышались лишь боевые выкрики, удары прикладов и металла о человеческую плоть, предсмертные хрипы заколотых и задушенных, хруст костей и проломленных черепов…
И они прорвались. Все до единого. А потом бежали в свете луны - плотным строем, как на очередном марш-броске - по пустынным улицам Грозного.
Должок
Через несколько месяцев, во время краткосрочного отпуска, Николай оказался в Москве. И решил съездить в Сергиев Посад, так как давно слышал о прозорливом старце Троице-Сергиевой Лавры отце Кирилле (Павлове), Герое Советского Союза, который во время Великой Отечественной был участником обороны Сталинграда.
- Я подробно исповедался у старца. А он вдруг спрашивает: "А что еще? Вспомни, может быть, Богу чего обещал?" И тут-то я вспомнил о том, что совершенно выпало из памяти - и про свою мольбу в полуразрушенном здании, и про свое обещание отстроить церковь, если останусь живым... На прощание я попросил у отца Кирилла благословение на возвращение в Чечню. "Твоя война закончилась, оставайся здесь", - ответил старец. "Это невозможно, батюшка! Ведь я - единственный снайпер в нашей бригаде. Да и монахом я вовсе не хочу быть. Мне проще по зубам дать, чем смиряться", - заупрямился я... Сейчас-то я понимаю, что от слова больше противников поляжет, также словом и больше людей спасешь...
На войну он не поехал. Уволился в запас и, действительно, остался в монастыре. Но монахом так и не стал. Подвизался звонарем на большой колокольне Лавры, вынашивая мечту стать священником. Но прежде нужно было подыскать себе невесту. А время идет, ему уже 35... Да и где ее взять-то при суровом монастырском режиме?
На очередной исповеди у старца Кирилла Николай в сердцах махнул рукой: "Да уж, какая там невеста - сказки все это!" "Сказки, говоришь? - старец внимательно посмотрел на звонаря. - А что у нас через два дня?" - "Рождество". - "А ты знаешь, что на Рождество сказки сбываются?"
В Рождественскую ночь в колокольню пришли колядовать девушки - студентки регентского отделения Духовной семинарии. Там он и познакомился с Еленой, с которой вскоре обвенчался.
С момента обретения семьи, как и со дня обретения веры, у Николая появился новый смысл жизни. Однако, даже рукоположившись в священники, он внутренне так и остался тем воином, которым был когда-то. И, видно, не случайно его первенец родился почти в День ВДВ, о чем он с гордостью говорил своим близким.
На вторую чеченскую Николай Кравченко - иерей Николай - поехал уже не с автоматом, а с крестом и кропилом. Памятуя об опыте афганской войны, когда погода позволяла, сидел не внутри машины, а на броне. Взревел мотор, давая тягу - бронетранспортер скрылся в клубах дорожной пыли на крутом склоне северной части Большого Кавказа…
25 лет спустя
…Клубы пыли на дороге рассеялись и протоиерей Николай, задремавший по старой привычке на броне, очнулся от кратковременного сна и на мгновение с удивлением посмотрел вокруг. Вместо гор вокруг расстилалась степь на десятки километров.
- Вышел в степь донецкую парень молодой, - пропел священник, поправляя крест поверх бронежилета. Хотя уже не молодой, слегка погрузневший и изрядно поседевший, но все тот же Чукча - с задорным блеском в глазах.
А позади 25 лет - целая жизнь, за которые он успел и храм восстановить, и дом построить, и пятерых детей родить-воспитать. Младший, - третьеклассник Васька, каждый раз, когда батя уезжает "за ленточку", крепко его обнимает и желает ангела-хранителя в дорогу. А делать это ему приходится часто, как и некогда его старшему брату Александру, ныне ставшему пилотом, потому что отец Николай, даже став священником, не перестал быть военным.
Это уже четвертая война Чукчи. И вторая в качестве военного священника - капеллана. "Войнушка меня не отпускает", - отшучивается он, рассказывая мне свою историю. С начала спецоперации бывший десантник духовно окормляет подразделения ВДВ Южной группировки. Фигурально выражаясь, не вылезает из окопа - крестит, исповедует, причащает, говорит напутственное пастырское слово, делится опытом афганской и чеченской войн. "И психологическую помощь приходится оказывать?" - интересуюсь у него. "Ну конечно, такая дикая нагрузка на психику у бойцов, нынешняя война - это натуральный ад из-за наличия дронов, - отвечает священник. - Афганская война была как половина чеченской, а чеченская половина от СВО".
На фронтовых дорогах случаются удивительные встречи.
- Как-то в одном из подразделений под Волновахой подходит ко мне уже немолодой офицер-десантник и спрашивает: "Мне сказали, что приехал батюшка такой прикольный, позывной Чукча. Не знаете, где он?" А я такой - в камуфляже, священнических отличий на мне нет. "Знаю, - отвечаю, - это я. Только я раньше был помоложе". Смотрю, он аж подпрыгнул от неожиданности. Мы с этим офицером в Чечне служили в одном полку. Проговорили, конечно, потом пару часов кряду, вспоминали былое, сравнивали войны…
В другой раз, когда батюшка беседовал с группой солдат, встретил совсем сопливого 18-летнего пацана. "Кто же тебя воевать отпустил, чадо?" - спросил отче. "А я с девяти лет в окопах", - огорошил ответом подросток. Оказалось - донецкий паренек. "Нужно же было кому-то снаряды подавать, - объясняет он. - Я сначала за русский народ воевал, а теперь, когда бандеровцы запретили каноническую Церковь, понял, что воюю за веру".
- Тут даже меня проняло, и я понял, что учить этого мальчика мне нечему, - тихо произносит священник.
Чук и Чукча
В этот раз протоиерей Николай едет по донецкой степи на встречу с сыном. Илья воюет тоже на Донбассе и тоже в ВДВ, но на другом направлении. И хотя отец все это время находился где-то рядом, но с сыном не мог встретиться уже почти год. Он везет ему бронежилет и каску, а его подразделению - гуманитарку и сумку, полную детских писем - от учащихся школ Сергиева Посада.
Приехали. Сгружаются с борта на землю тяжелые мешки, сумки с гуманитаркой. Ручки одной из поклаж обрываются - сумка с письмами сергиево-посадских школьников летит на землю, застежка расходится, и оттуда плавно вылетает сложенный вчетверо тетрадный лист. Прежде чем вернуть письмо в сумку, священник его развернул, прочитал и остолбенел, поняв, что это письмо от его младшего сына: "Дорогой наш воин! Возвращайся домой живым и обязательно с победой! Мы тебя любим! Василий Кравченко, 3Б класс"…
Илюху, который всего два месяца как вернулся со срочной службы домой, батя провожал на СВО без пафоса и громких слов. "Ну мы же не в кино", - объясняет он мне. Только и сказал: "Молодец, сынок! Теперь твоя очередь настала", - и благословил. Впрочем, еще вскинул руку со сжатым кулаком: "Десантура - это сила!"
Вот и сейчас встреча отца и сына спустя год произошла по-будничному. Почти двухметровый, худой, но жилистый молодой десантник прежде взял у священника благословение.
- Какой позывной у тебя?
- Чук.
- А почему не Чукча? - с деланной строгостью спросил отец.
- Пап, ну я же всего половина от тебя, потому и Чук…
Отец Николай посмотрел на сына снизу вверх, словно меряясь ростом.
- Нет, сынок, это я уже половина от тебя.