В Театре Вахтангова дают "Сто бед" по циклу рассказов Кустурицы
В общем, кинематограф стал наконец вровень с другими родами искусств. Теперь и в кино не зазорно черпать сюжеты и вдохновение большой ложкой. Постановщик Галина Зальцман тем и славится: она уже выпускала спектакли по мотивам фильмов Тарковского, Годара, Каурисмяки, Ларса фон Триера, Николая Досталя и др. Правда, вахтанговская постановка формально обращается не к фильмам Кустурицы, а к циклу его рассказов "Сто бед". Но мы же понимаем, что "кустурица" - это отдельный жанр, который давно пора писать со строчной буквы.
Прежде всего это тотальная стихия карнавала. Плюс балкано-цыганский мелос, ритмы которого ощутимы и в монтаже, и в диалогах. Плюс фирменный юмор, особенно острый на фоне любви и смерти. Плюс щедро отмеренные дозы абсурда и гротеска (сказал бы "лошадиные", но лошадь куда более нежное животное, чем человек, ее даже капля никотина может убить; кстати, фолк-группа Кустурицы называется The No Smoking Orchestra).
Иначе говоря, зритель, идущий "на Достоевского", должен быть заранее готов помучиться. Идущий "на Хармса" вправе ожидать, что ум его расступится (и потом может собраться в другом порядке). Идущий "на Кустурицу" - что ноги его будут норовить пуститься в пляс, даже когда голове совсем не смешно (ведь карнавал может быть и страшным, и жестоким).
Галина Зальцман поставила спектакль по собственной инсценировке. Карнавальная стихия здесь практически не чувствуется (хотя балканский фолк-рок исправно звучит). Получилась этакая мелодрама тройной перегонки, где эмпатия к незадачливым героям далеко не всегда уравновешена издевкой и сарказмом. Впрочем, спектакль обрамлен монологами "Эмира, автора" (Евгений Кравченко), наделенного внешним сходством с маэстро и характерным акцентом (имитировать его нетрудно: нужно ударять слова на первый слог и говорить отрывисто, как бы с легкой одышкой).
Нам рассказывают три истории о подростках 1970-х, живущих в Сараеве. В первой юного Эмира (Владимир Симонов-младший) пытаются приобщить к чтению. Во второй недоросль Зеко (Егор Разливанов) переживает первую любовь и удручен равнодушием отца. В третьей тинейджер Алекса (Михаил Коноваленков) мечется между родителями, которые давно тяготятся друг другом и к тому же, как в дурной мелодраме, попеременно попадают в больницу.
Истории перетекают одна в другую вместе с актерами. Скажем, всех трех отцов играет Артем Пархоменко (даром что один из них - интеллигент, гордый знакомством с писателем Бранко Чопичем, югославским классиком; другой - офицер-танкист и неистовый бабник; третий - крупный чиновник и тихий пьяница). А всех трех матерей - Светлана Йозефий (правда, ее героини больше похожи друг на друга - заводные, хлопотливые и вздорные). Вся эта кутерьма отсылает прямиком к жанру "кустурицы", однако носит характер слегка механический.
Некоторые коллизии и символические детали не худо бы уточнить. По сцене вдруг рассыпаются красные плоды - не то яблоки, не то помидоры. Но яблоко - это традиционное орудие соблазна, помидорами же закидывают скверных лицедеев (есть тут и другая семантика, но тоже досадная)... Герои обозначают игру в шахматы, но позиции на доске совершенно бессмысленны. Между тем в Югославии наблюдалась настоящая шахматная горячка: недаром же на сцену выведен известный гроссмейстер Глигорич (Сергей Барышев), а юная Миляна (Анна Ляхова) талантлива и в шахматной игре, и в любовной интриге... Историю с гибелью Бранко Чопича и мостом, переименованным якобы в его честь, также стоило развернуть: в ней есть и трагизм, и абсурд.
Что же это такое - Кустурица без карнавала? Тут невольно вспоминаются размышления героя повести Платонова "Город Градов": "Что нам дают вместо бюрократизма? Нам дают доверие вместо документального порядка, то есть дают хищничество, ахинею и поэзию".
Впрочем, ахинея и поэзия - это тоже немало.