Буллинг в квадрате. Чем и зачем пугает нас триллер "Обитель смерти"
Психологический триллер режиссера Джеймса Эшкрофта "Правило Дженни Пен", который у нас назвали "Обитель смерти", - тому яркий пример. Он об издевательствах над стариками.
Старого городского судью Мортенсена во время судебного заседания поражает инсульт, и его, почти беспомощного, помещают для реабилитации в дом престарелых. Выбранный жанр триллера-хоррора диктует и выбор красок - дом призрения и впрямь предстает на экране "обителью смерти". Здесь возрастные актеры старательно демонстрируют все признаки отмирания человеческих чувств и навыков - пускают слюни, бессмысленно смотрят в пространство и поджигают себя в инвалидных колясках; тягостная музыка навевает ощущение неизбежности чего-то ужасного, что страшнее самой смерти. Нянечки формально заботливы, трут спинку, механически изрекают положенные заботливые формулы, но пациента не слышат: это для них просто уходящая натура, за которой они приставлены следить. И единственное теплое существо там - бело-рыжая пушистая кошка, с явным изумлением взирающая на человеческое бездушие. Кошка входит в терапевтический набор, ее "мяу!" даже включено в название богоугодного заведения.
Судья Мортенсен уверен, что скоро вернется к обычной жизни. Привыкший решать судьбы людей, он возмущен, что ему приходится делить палату с бывшим регбистом Гарфилдом. И постепенно убеждается, что его тревоги не напрасны: когда приходит ночь, в палату является злобный старикан Крили и начинает жестоко пытать Гарфилда своей жуткой безглазой "терапевтической куклой". А когда судья попробует вступиться, внимание не в меру агрессивного социопата переключится на него.
Не знаю, в какой мере убедителен рассказ новозеландского автора Оуэна Маршалла, положенный в основу сюжета, но при просмотре фильма неизбежно вскипает вопрос: что, этот пансионат, предназначенный для профессионального ухода за больными, совсем не отягощен вниманием персонала? Куда, как говорится, смотрит руководство? Все попытки Мортенсена обратить внимание суровых нянечек на происходящий беспредел встречают холодный отпор, с ним говорят как с умалишенным. В этом пансионате пациент может сгореть в огне, может, подстрекаемый безумцем, уйти в ночь и там погибнуть - ничто не потревожит размеренную жизнь этого дома скорби.
Судью Мортенсена грандиозно играет Джеффри Раш. Злобного старикана Крили - Джон Литгоу. Орудие его производства - безглазая кукла по имени Дженни Пен, надетая, как перчатка, на руку. Эта Дженни ничего не может - просто невыразительный пластик, она ничем не напоминает устрашающих кукол из классических ужастиков про Чаки или Аннабель. Ужас генерируется режиссерскими приемами - монтажом, ракурсом, томительным ритмом. Ужас не в безликой кукле, он в человеке, слетевшем с катушек и обуреваемом некой безумной сверхидеей. Это ужас уже не мистический - такой условный жанровый прием для нервов щекотания. Он устрашающе реальный и безграничный. В этом смысле сюжет картины можно рассматривать и как метафорический, распространяющий конкретную патологию на человеческую натуру в целом. Хотя авторы на этом не настаивают - просто рассказывают страшную историю, выросшую из текущей жизни. Из буллинга, который бушует в школах, в армиях, в домах престарелых, в целых обществах.
Надо отдать должное актерам - все трое (включая бывшего регбиста в исполнении Джорджа Хинара) виртуозно и не без смака передают полный распад личностей. Передают так ярко и конкретно, что смотреть это кино почти невозможно - нестерпимо.
Я прочитал массу рецензий, комплиментарных к актерам и режиссеру, мастеру современного саспенса (у нас знают его "Жестокую расплату"), но выражавших разочарование этой его новинкой, где агрессия изображена без тени сочувствия к его жертвам - примерно так натуралист расскажет о том, как самка богомола убивает любимого самца. Но никто из рецензентов не задал простой вопрос: зачем это нам показывают?
Если автор хочет привлечь общественное внимание к ситуации в домах престарелых, то зачем столько самодовлеющего азарта в сладострастном изображении агрессии, унижений, издевательств над беззащитными стариками? Если автор имеет в виду завлечь очередным хоррором массовую публику, чтобы несла доллары в кассу, то нужно ли было делать фильм столь отталкивающим, что люди будут в панике бежать из зала? Остается последнее, самое омерзительное, но допускать, что это кино трактуется автором как средство утоления на экране каких-то личных привязанностей, не стану: слишком оскорбительно для художника.
Хотя, честно говоря, иные новые фильмы с их изуверской изощренностью все чаще заставляют предполагать нечто подобное.