Три дня до гильотины. Фильм "Падение короны": революция или террор?
Это событие, перевернувшее ход европейской истории, потомками оценивается однозначно как неизбежность и благо. Фильм итальянского режиссера Джанлуки Йодиче "Падение короны" впервые рассматривает кровавое, но безусловно прогрессивное событие с высоты не самой Истории, а человеческого роста - нормального, пусть даже его герои вознесены на вершину власти. Сценарий Филиппо Гравино отбрасывает в сторону все, что предшествовало революции и ее инспирировало: стремительное обнищание и голод народа, расточительность и разврат двора, политические бурления в аристократических и военных кругах, попытку к бегству королевской семьи, расцененную как предательство национальных интересов… Фильм начинается в день, когда Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта с семьей арестованы и вместе со слугами заключены в мрачный замок Тампль, стенами которого ограничено действие картины. Мы проведем с ними их последние дни перед судом и казнью и вспомним, что революционные времена имеют и другое определение: время террора.
Вот такие двойственные, контрастные, практически несовместные эмоции вызывает картина, которая для меня стала одним из сильнейших впечатлений киногода: мы кожей ощущаем беспощадность и трагизм любого общественного переворота. В этом итало-французская картина как бы вторит российскому фильму Глеба Панфилова "Романовы. Венценосная семья".
Короля играет почти неузнаваемый под накладками и гримом Гийом Кане, Марию-Антуанетту - Мелани Лоран. Актеры грандиозные - они, собственно, и делают фильм событием не только художественного, но и общественного значения. Кане играет короля в полном соответствии с историей: добросердечный, но безвольный, нерешительный и ранимый, постаревший ребенок с заторможенными реакциями и признаками аутизма. Входя во власть, он был полон замечательных намерений и память о них сохранил до конца, так и не осознав реально сыгранную им роль и все еще надеясь на гуманный вердикт Конвента. Зато Мария-Антуанетта у Мелани Лоран умна, цинична, полна королевского достоинства - прямая спина, гордо поднятая голова, многозначительное молчание выразительнее слов.
Низвергнутые с самой вершины общественной пирамиды, они ошеломлены открывшейся им реальностью, где приходится есть что дают, где отняты не только права и свободы, но и карандаши, вилки, бритвы. Где над ними издеваются те, кого они привыкли считать чернью. Даже униженные, они инстинктивно сохраняют аристократические повадки и продолжают жить в надежде, что скоро безумие кончится и все прежнее вернется. Мария-Антуанетта трагическое будущее провидит раньше других. В ее отношениях с венценосным супругом своя драматургия: она презирает его недалекость, тоскует о любовнике, но по ходу тягостных дней в заключении, постепенно теряя все, что составляло их жизнь, оба учатся существовать в новом мире и ценить то немногое, что им осталось, - семейные узы, долг перед детьми и друг другом. Узнав свой приговор, Людовик сообщает эту весть семье с максимальным тактом, а королева впервые за весь фильм дает выход давно подавляемой истерике - сцена страшная, на разрыв души.
В эти дни все, чем они прежде жили, подвергается жестокой ревизии. Вера в мудрость и всесилие Бога. Убежденность, что равенства для всех людей быть не может, ибо его нет в самой природе. Эта идея оправдывает сосуществование безумных богатств и гибельной нищеты, но ведь история не раз доказывала и то, что демократическое большинство равных в правах граждан далеко не всегда право. Между императором и его тюремщиками вспыхивают дискуссии непримиримые и безнадежные.
Хотим мы того или нет, над очень многими довлеет некая магия власти - ее носители как бы уже не люди, а полубоги, вершители наших судеб. Эта подспудная убежденность чувствуется даже в фильме Панфилова, почти канонизировавшем семью Романовых. На наших глазах шаг за шагом снижая самоощущение королевской семьи до уровня рядовых граждан, фильм Йодичи на самом деле эти фигуры возвышает, возвращая им нормальные человеческие чувства. Мария-Антуанетта уже готова принести в жертву свою гордость и дать сексуальное удовлетворение садисту капитану, чтобы уберечь от издевательств детей. И у Людовика теперь достанет мужества, чтобы подробно расспросить своего палача о страшных деталях предстоящей процедуры: будет ли отсеченная гильотиной голова еще какие-то мгновения что-то понимать и чувствовать. Он даже найдет место для горькой иронии: ведь сам же посоветовал изобретательному мсье Гильотену сделать лезвие косым, чтоб работало эффективней.
Интересно следить за тем, как "низы" постепенно освобождаются от привычного пиетета перед пусть низвергнутой, но властью, как у одних робость сменяется наглостью, а другие сохраняют толику нормального человеческого уважения к обреченным.
Превосходна операторская работа Даниэле Чипри: стерильно чистые краски отрегулированных садов при замке, строго симметричные, геометрически выверенные композиции, пейзажи, напоминающие грозовые полотна барбизонцев, великолепно выполненные портреты царственных персонажей, где портрет парадный постепенно вытесняется суровым, почти передвижническим реализмом.
Как утверждают вступительные титры, сюжет картины навеян дневником личного камердинера императора Жана-Батиста Клери (в этой роли Фабрицио Ронджоне). В оригинале фильм уже в своем названии Le déluge ("Потоп") напоминает нам о беспечном изречении провидца Людовика XV: он в имперской цепочке действительно оказался предпоследним звеном.