В Театре Моссовета поставили "Женитьбу"
Никакой инструментальной музыки или танцев. Есть только хор с народными песнями (хормейстер Мария Репина). Дюжина хористок в кокошниках симметрично распределена по обе стороны сцены. Хоровые вставки придают действию мелодраматический, а в финале - отчетливо трагический привкус.
Антураж аскетичен (художник Анастасия Бугаева). В доме Подколесина на голой паркетной площадке - шезлонг, похожий на раскладушку, сервировочный столик да умный пылесос: кроткая, но прыткая черепаха. В доме Агафьи Тихоновны - лишь двенадцать стульев; полный гарнитур, но стулья все разномастные. Должно быть, потому что здесь никто никому не пара.
Костюмы условно приближены к эпохе. Однако Подколесин принимает сваху, возлежа в пижаме. В доме невесты до нашествия женихов также ходят в неглиже. А Дуняша (Камиля Фасахова) так и бегает до финала в нижней рубашке и черных сапогах. Беготня ее выражает восторженное смятение чувств, охватившее весь дом, придает ему пространственный размах.
Подколесин (Александр Яцко) являет себя в полном блеске лишь в начале и в конце. Бархатный голос его необычайно убедителен, хотя бы он говорил откровенные глупости. Такой герой способен заворожить одним тембром. Но на всем протяжении сватовства он выступает практически без речей. Зато с весьма внушительным, хоть и слегка поблекшим экстерьером.
Кочкарев - пружина интриги: он обстряпывает действие, как слуга в античной комедии. Причем бескорыстно - в силу способности увлекаться любой подвернувшейся задачей. В исполнении Валерия Яременко он своей экзальтацией напоминает то Ноздрева, то Хлестакова. Эти краски свойственны и некоторым другим лицам: Анучкину в трактовке Романа Кириллова, тетке Арине в версии Марины Кондратьевой. Но у Кочкарева экзальтация доходит до слезливой истерики: черта для трикстера, то есть плута и шута, как минимум неожиданная.
А в сценах уговоров невесты Кочкарев вдруг обнаруживает и собственный эротический интерес, что вроде бы не вяжется с бескорыстным энтузиазмом сводника. Но в этом характере последовательности искать не нужно: ее туда не клали. Тут все просто: цель вижу - атакую, а с глаз долой - и из сердца вон.
Сваха Фекла Ивановна у Ольги Остроумовой полна необычайного достоинства. А достоинство третьего сословия - отдельная песнь. "Ну, какая ты мещанка!.. Теперь их нет, они умерли давно. Тебе до мещанки еще долго жить и учиться нужно: те хорошие женщины были", - говорит старый машинист своей дочери у Андрея Платонова... Между прочим, в пьесе Кочкарев перехватывает бразды у свахи, лишая ее заслуженного вознаграждения. Но в спектакле этот момент купирован: такую Феклу Ивановну походя не отодвинешь, на кривой козе не объедешь и на розовом коне не проскачешь.
Агафья Тихоновна (Анастасия Белова) - девица в стадии рискованной спелости. С виду наивно-сущеглупая, она безукоризненно естественна в ключевых сценах - когда составляет фоторобот идеального жениха, когда внемлет посулам Кочкарева, когда прогоняет претендентов и льнет к своему избраннику.
Впечатляет игра с предметами, будь то карты и платок в руках Агафьи Тихоновны или эскапады с соковыжималкой слуги Степана (Александр Попело). Хороши женихи: Яичница с апломбом (Сергей Виноградов), деликатный Жевакин (Андрей Рапопорт), бессловесный заика Пантелеев (Андрей Смирнов). Искусно создана атмосфера собачьей свадьбы (в частности, обмолвками типа "Сукин... э-э... то есть собачий сын").
Во втором действии на сцене воздвигается белоснежный чертог с лепниной и пилястрами. Он напоминает не то затейливую раковину, не то глухой грот (в стенах даже нормальных дверей нет - только некие лазы и щели). Из этого каменного мешка, как птенец из яйца, и вылетает в окно Подколесин: человек сам хозяин своей судьбы и архитектор своих несчастий. Мир ловил его, но не поймал.
Театр Марчелли - это театр очень умный и в то же время весьма чувственный. Постановка "Женитьбы" с ее лаконизмом выявляет эти свойства как нельзя лучше.