Но я "болела" за отца Владимира Вигилянского.
Может быть, потому что долго и подробно, почти год, скрупулезно конспектируя, читала его "Русский ключ" - эссе-свидетельства, зарисовки о встречах с самыми интересными людьми 20 века. Отец Владимир, попросивший меня о внимании к книге, ни разу не спросил о результатах чтения, и лишь когда мы дали в "РГ" подборку самых ярких и показательных отрывков из нее, довольно сказал "спасибо".
Отец Владимир - живой пример того, насколько нессорно, мирно и гармонично, в человеке могут уживаться культурные и религиозные устремления. При том, что у нас деятели науки, культуры и религии часто рады выйти друг против друга на такие ристалища, что воздух искрится и общественное мнение то и дело взрывается от обстрелов верными и ложными аргументами. Человек из "Огонька", который сегодня только ленивый (или совестливо-здравомысленный) не лягнет, причем, со своей очевидной культурной и человеческой миссией в журнале (он, например, первым опубликовал в "Огоньке" рассказы загадочного и очень талантливого Дмитрия Бакина). Знакомец множества широко и узко известных интеллигентов и интеллектуалов (от Чуковского и Синявского до Кима и Гачева). Свидетель перевода Соломоном Аптом "Иосифа и его братьев" Томаса Манна. Человек, пивший в 1970 году в знаменитых "полутора комнатах" невероятно крепкий кофе, сваренный для него Иосифом Бродским. Муж известного и уже прославленного многими литературными наградами поэта Олеси Николаевой.
И при такой изысканной культурной биографии как-то очень естественно рукоположившийся в священники. Придя к служению Богу, он не перечеркнул ничего из своих знакомств и не положил на плаху новой "идеологии" ни один из своих глубоких культурных интересов. Наверное, потому что вера ни в малейшей степени не была для него идеологией, наоборот, он настраивал, общаясь с высокими иерархами Церкви, их внимание к большой культуре. Например, он присутствовал на встрече патриарха Алексия II c создателями фильма "Остров". И всегда был по-писательски внимательным к риторическим талантам патриарха Кирилла.
Это при том, что в церкви есть, на мой взгляд, никакой мудростью не выверенная мода, воцерковясь, перечеркнуть свой путь в культуре, которым ты доселе следовал, и ничего не оставить, кроме молитвы. Молитва великое дело, но она орошение, а не засуха. Из-за молитвы не увядают творческие начала в человеке - наоборот.
Присутствие о. Владимира одновременно и в русской словесной культуре, и в церковном служении прекрасное опровержение устойчивых предубеждений светского общественного мнения, что священники - невежественные обскуранты, все сводящие к какой-то моральной утилитарности.
Никогда же не вовлекавшийся в ссоры между людьми культуры и церкви, о. Владимир считал вслед за своим соседом Фазилем Искандером, что вся серьезная русская и зарубежная литература - это бесконечный комментарий к Евангелию. И комментарию этому не будет конца.
Со стороны матери-писательницы у него французские корни. От деда, Густава Ландо, главного инженера шоссе Москва-Минск, репрессированного и расстрелянного в 1938 году как польского шпиона остались в протоколе допроса слова "Я всегда считал себя русским". А со стороны отца у него священники, среди которых дочь Александрина, занявшаяся составлением родословной, нашла святого праведного Алексия Бортсурманского.
И мы с подругой, православной журналисткой, всегда спорим: аристократизм о. Владимира, освещающий любое его присутствие доброжелательностью и естественной человеческой высотой, он от французских корней или от русской святости? Настоящая же праведность почти всегда отзывается культурной тонкостью и красотой.
Поскольку жизнь меня сталкивала с о. Владимиром не только как с писателем, но и как с пресс-секретарем патриарха, не могу не сказать о нем, как о человеке, рядом с которым, ситуация всегда обретает черты какой-то внутренней застрахованности и даже - скажу трудносочетаемые слова - "нравственного комфорта".
Ты чувствуешь, что с душой твоей и с жизнью не случится никакого позора, если где-то в пространстве видимости, пусть даже на противоположном конце зала ожидания, находится отец Владимир. Редкое на самом деле качество. И, похоже, что дар.