Неделю я предвкушал встречу. Тем более что шли мы на "Евгения Онегина". Плюс это была премьера: миланский театр в феврале дал первые спектакли. В общем, когда я оказался внутри, меня слегка потряхивало от возбуждения. Я старался впитать в себя все: цвет, запах, гул зрительской толпы, я прикасался к стенам и обивке кресел. Невольно сравнивал: тут так, а у нас в "Модерне" - эдак. Я жаждал откровений, мне нужны были цитаты, которые я потом использую на родной сцене.
И все, в общем, было на уровне: отличный оркестр, выдающиеся исполнители - между прочим, почти все наши соотечественники: Аида Гарифуллина исполняла роль Татьяны, Алексей Марков был Онегиным, Дмитрий Корчак- Ленским. Прекрасное, удивительное пение - слов нет. Но... Тут можно было бы поставить точку. И уйти из театра. Но я остался.
И я увидел весь спектакль. Увидел густо засаженную пластиковой рожью сцену, а на видеоэкране - бескрайний русский простор. Для меня экран на сцене - красный флаг, а тут вроде как Ла Скала... Потом, кстати, я не просто смирился с этим экраном - я был ему благодарен! Потому что самое интересное происходило именно на нем: там плыли облака, там была какая-то динамика, действие. Увидел посреди сцены "дом Татьяны" - бетонную будку с одним окном. На крыше, я думал, прораб сложил бетонные блоки - оказалось, это томики Татьяниного дневника.
Герои одеты в костюмы примерно 1990-х годов. У кого-то - советские ордена на всю грудь, как у Брежнева. Кто-то периодически выходил к оркестровой яме, вываливаясь из "картинки": здесь не было никакого света. Кто-то просто садился на край, свесив ноги в яму к оркестрантам. Друзья, в театре же есть простые правила: зрителю должно быть видно и слышно, что происходит на сцене. А если ему не видно - значит, так нужно режиссеру. Тут лиц актеров не было видно просто так. В хорошем театре любой актер массовки знает свою роль! Тут большинство артистов "выключались" уже по пути со сцены, лишь повернувшись по направлению к кулисам. Сценографии, хореографии не было.
Еще раз: это Ла Скала. Милан. Премьера.
В антракте я встретил в фойе довольно много русских зрителей. Почти все смотрели друг на друга, мягко говоря, с озадаченным выражением лица, а многие, пожимая плечами, произносили вслух: "Это вообще что было? Вы это видели?" Подозреваю, только цена билетов не позволила им уйти в антракте. Я тоже остался, решив испить чашу до дна.
Что ж. Бал и гулянья на ярмарке были с автоматами Калашникова - разумеется! Сцена дуэли Онегина и Ленского - конечно, револьвер на столе и русская рулетка! Я всерьез молился: Господи, хоть бы обошлось без бутылки водки. Бог миловал.
Я помню свой опыт постановки оперы. Это было еще при покойном Евгении Колобове, в "Новой опере", я ставил "Царскую невесту". Оперная постановка - сложнейшая и интереснейшая задача для режиссера. Мне показалось, что постановщику "Евгения Онегина" Марио Мартоне было совсем неинтересно работать. Равно как и художнику, балетмейстеру и прочим почтенным господам, поименованным в афише. Любопытно, что имени художника на афише не оказалось. Такое бывает либо когда человек наворотил такое, что ему отказали в упоминании, либо когда наворотил уже режиссер, а художник отказался подписываться под этим творением. Я не понял, что именно они сделали в этом спектакле. Я увидел результат трудов инженера по пожарной безопасности: в какой-то момент на сцене развели настоящий костер! Но вот незадача: огонь на сцене был яркий и живой, а люди на его фоне - тусклые тени.
Свои овации спектакль получил. Нет, не так. Ее получил Петр Ильич Чайковский за бессмертную музыку и прекрасные певцы - за выдающееся исполнение. "Евгений Онегин" - великое произведение. Жаль, эта драгоценность оказалась в неподобающей оправе.
Да, я действующий театральный режиссер, но тут я был зрителем. И мне, как зрителю, было досадно, что обо мне создатели не подумали. Любой спектакль (и опера - в особенности) использует множество "подсказок" для зрителя, погружая его с помощью света, звука, декораций, костюмов, музыки в атмосферу истории на сцене. И даже великую, всем известную музыку Чайковского тоже сопровождают этими "подсказками", если речь идет об опере. Если бы оркестр и солисты Ла Скала просто исполнили оперу Чайковского на сцене какого-то концертного зала, никаких вопросов бы не возникло, я бы громче всех кричал "браво!". Но тут я шел в ОПЕРУ. Я шел, чтобы увидеть и услышать великую оперу на сцене великого театра.
Тут же из всех возможных способов помочь зрителю присутствовал лишь один, самый незатейливый, на грани простодушия: в спинке каждого впереди стоящего кресла был монитор, на котором шли субтитры. И на протяжении всего спектакля зал выглядел как салон бизнес-класса в самолете. Это было прямо-таки беспощадно по отношению к зрителю. Возникало ощущение, что посещение Миланской оперы - просто какое-то мимолетное, транзитное событие в череде прочих, куда более важных. Но Ла Скала для меня была конечной точкой моего путешествия! Давненько я не испытывал настоящего культурного шока. Вот, сподобился. Оказывается, для этого надо было приехать в Милан.
Я не ханжа, меня не пугает современная трактовка классики. Любое новое прочтение проверяется вопросом: зачем? Зачем на сцене Ла Скала зрителям предложили такую откровенную "клюкву", мне непонятно. Но это мое личное, персональное невезение. Мое знакомство с миланской оперой вышло скомканным и откровенно неудачным. От этого Ла Скала не перестанет быть великим театром. Неудачи на театральной сцене - дело обычное.
Так что шестикрылый серафим мне так и не явился. Хотя... Пришла мне в голову простая мысль: предложи сейчас европейскому зрителю не экспериментальную, а настоящую классическую версию оперы, сделанную с любовью, с вниманием к деталям, с уважением к оригиналу, версию с понятными персонажами, узнаваемыми эмоциями и - да! эксперимент должен быть уместным! - классическим сюжетом, уверен, успех был бы гарантирован.
Великая сцена достойна великих постановок.
